Потом у неё появился сердечный друг Лукьяш, отлично умевший изображать кролика. Стоило ей выйти в сад на прогулку, как Лукьяш был тут как тут. Ей очень нравилось, когда он поспешал за ней на четвереньках и подпрыгивал кроликом с пучком травы в зубах.
Где же он теперь? В Литве? Всё же мог бы дать о себе весточку. Полюбил литвинку... ну что же, лишь бы была добрая, а то, по словам мамы, все литвинки — злые чародейки. Мама, наверное, знает всё, что касается её любимца, почему же скрывает?
С этим вопросом больная погружалась обычно в глубокую дрёму, из которой пробуждали её нередко сварливые выкрики, доносившиеся с кормёжного двора, которые незамедлительно прерывались мамой и дежурным подростком.
Однажды, когда мама отлучилась, больная была страшно встревожена нечеловеческим воплем, каким-то придавленным, жалобным визгом, который перемежался с рыданиями. Открыв глаза и полагая, что эти грубые выкрики раздаются, кормёжном дворе, больная омертвела! Перед ней внизу террасы стоял Лукьяш! Это он рявкал по-звериному и до того зычно, что дежурный подросток побежал звать на помощь маму, да вся золотошвейная высыпала на террасу и с неописуемым ужасом глядела на так недавно ещё первого по Москве красавца-рынду Лукьяша: «Господи, что с ним?»
Точно отвечая на этот общий вопрос, Лукьяш открыл рот и показал, что у него язык отрезан. Затем повторились звериные мычания и слёзы, вызвавшие панический испуг среди присутствовавших боярышень, которые бросились навстречу приближавшейся маме.
Мама спешила к больной, на лице которой запечатлелся смертельный ужас. Изо рта показались кровяные струйки, руки похолодели. Увы! Через два дня, 7 августа 1560 года, царица скончалась. Все присутствовавшие пали на колени. Одна из постельных боярынь принесла чашу с водою и подала маме; чашу поставили в изголовье. Разумеется, гонцы немедленно поскакали в Москву с горестной вестью о кончине царицы.
Мама с помощью подростков принялась довольно спокойно, методично обряжать покойницу в смертный саван. Подростки были очень удивлены, что мама вовсе не плакала и даже как будто улыбалась и лишь её старческие губы шептали причитание:
«Уж ты да куда снаряжаешься,
Уж ты да куда сокрушаешься,
Аль к обедне богомольной,
Аль ко утрени воскресной,
У тя платьице нездешнее
И обутка не прежняя...»
— Мама, почто не плачешь? — осмелился спросить один из подростков, полюбившийся всей царицыной половине. Ведь ты от каждого несчастья проливаешь по целому ручью слёз... а теперь ты не плачешь.
— О таких, как наша царица, не плачут. Нужно плакать о тех, о ком неведомо, какой выйдет на небе суд. А о нашей покойнице ни архангелы, ни херувимы не посмеют сказать недоброго слова. Теперь её судят на небе, и апостол уже гремит ключами у двери рая. Если бы таких не брали с земли прямо на небо, так и небеса опустели бы.
— А кто тебе это поведал?
— Иерей Сильвестр. Когда он исповедовал отходившую в царство небесное, так он сказал: тебя, царица, и прощать не в чем. Иди, куда тебя зовут силы небесные!
Подросток до таких философских мыслей ещё не додумывался и, как бы извиняясь за свой неуместный вопрос, жарко прильнул к маминой руке.
Когда Иоанн Васильевич, подгонявший своего Карабаха весь путь от Москвы до Коломенского, вступил в печальные покои царицы, то услышал чёткий и внушительный голос Сильвестра. Прекрасно знакомый со Священным писанием, он сразу же узнал, что опальный уже иерей читал стих из первого послания к коринеянам на погребение младенцев: «Тленному сему надлежит облечься в нетление и смертному сему облечься в нетление. Смерть! Где твоё жало? Ад! Где твоя победа?!»
К общему удивлению, Иоанн Васильевич предался истинной скорби. Во время похоронного шествия его поддерживали под руки братья-князья Юрий и Владимир. По свидетельству историков, он стенал и метался, и только дети, оставленные покойницей — Иоанн, Фёдор и Евдокия, — и горько рыдавший митрополит как-то утешили скорбь осиротевшего супруга. Впрочем, и гроб ещё не был опущен в могилу, как он заявил, что в смерти Анастасии Романовны повинны приходившие к ней недавно с поклоном бояре, но что задуманная им опричнина очистит вскоре царство от измены.
