Эмануэль посещал каждый день Эмилию, но каждый раз уходил от неё с грустным, разбитым сердцем. Эмилия постоянно уверяла его, что она к нему неравнодушна, но что она ещё не может забыть Добрынского, что её раны ещё не зажили.
Однако частые посещения Эмануэля, его милое обращение и искренняя любовь мало-помалу изглаживали в сердце Эмилии воспоминания о романтическом Добрынском. Она стала очень любезной с Эмануэлем Лилиенфельдом, скучала, когда он не приходил в обычное время, беспокоилась о нём, но всё-таки не соглашалась выйти за него замуж, считая это оскорблением памяти Добрынского и нарушением клятвы, данной покойному.
Эмануэль начал тяготиться этим неопределённым положением; он с каждым днём всё более привязывался к Эмилии и не знал что предпринять, чтобы преодолеть упрямство своей племянницы. Он открыл свою тайну губернатору, и старик принялся подтрунивать над ним:
— Молодой человек, — сказал он, — из вашего формулярного списка видно, что вы были в нескольких сражениях — приходилось ли вам брать крепость?
— О да! И даже такую, где гарнизон очень упорно сопротивлялся.
— Что же вы делали, когда крепость упорствовала и не сдавалась?
— Мы её брали штурмом, если она затягивала переговоры.
— По каким признакам определяли, что штурм крепости завершится успешно?
— Когда гарнизон начинал выслушивать предлагаемые условия и обсуждать их на общем Совете, но ещё надеялся спасти свою честь.
— Так! А ваша племянница как к вам относится, она, чай, не отвергает вас?
— Нет, напротив, она, кажется, очень расположена ко мне, но она, по-видимому, несколько заражена романтизмом и не может забыть своего романтического увлечения каким-то молодым поляком.
— Вы военный, возьмите её штурмом. Примерьте к ней правила взятия крепости и завоевания женщины: «Женщина, выслушивающая предложения, крепость, вступающая в переговоры, готовы сдаться». Вы подали прошение об отставке, ссылаясь на приглашение вашего больного дяди в Ост-Индии, который желает сделать вас наследником своего громадного богатства. Я не буду вас удерживать, хотя с сожалением лишаюсь дельного человека из моей свиты. Сманите вашу племянницу на корабль и увезите её. Она не рассердится на это романтическое насилие.
Губернатор пригласил Эмануэля Лилиенфельда к завтраку и выпил большой бокал вина за успех предполагаемого штурма строптивого сердца молодой девушки.
После завтрака Лилиенфельд поблагодарил губернатора за добрый совет и дал обещание сообщить ему об исходе его любовно-военной кампании.
Лилиенфельд немедля принял меры для похищения своей возлюбленной. Он сговорился с капитаном корабля, отправлявшегося в Ост-Индию, и тот приготовил великолепную каюту, а на следующее утро, в день отплытия, послал к берегу удобную лодку. В девять часов утра Лилиенфельд пригласил Эмилию прокатиться с ним до корабля — посмотреть редкое морское чудовище, которое будто бы недавно поймали. Они сели в лодку и отправились на корабль, но как только вступили на палубу, корабль снялся с якоря и ушёл в море.
— Где же морское чудовище? — спросила Эмилия с удивлением.
— Это я сам, моя милочка, — отвечал Эмануэль, смеясь, и притянул племянницу к своему сердцу.
Эмилия не вырывалась из его рук и, догадавшись, в чём дело, сказала, улыбаясь:
— Так мой опекун сделался пиратом, козлом в огороде, разбойничьим римлянином, заманившим сабинянку в западню, чтобы похитить её силой.
— С тем различием, что моя сабинянка уже до похищения добровольно полюбила меня.
— И буду любить до гроба! Твой романтический поступок напоминает мне романтического Добрынского. Вероятно, его душа переселилась в тебя. Мне, видно, суждено выйти замуж при романтических обстоятельствах. Да будет же воля Божья! — С этими словами она обвила его шею обеими руками и крепко поцеловала его.
В Ост-Индии они узнали, что дядя Лилиенфельда за неделю до их прибытия отошёл в вечность и в своём завещании назначил своего племянника Эмануэля Лилиенфельда единственным наследником всего его движимого и недвижимого имущества. Среди недвижимого имущества находился на острове Бурбоне великолепный дом в прелестном английском парке со всеми возможными удобствами, экипажами и прекрасными лошадьми. Эмануэль и Эмилия поселились в этом доме и жили, довольные друг другом, как боги с богинями на горе Олимп. Они часто гуляли в английском парке и говорили друг другу самые сантиментальные любезности. Он её называл mein Katzchen (моя кошечка), а она его называла poulinka (цыпинка).
