«Скажи о челобитной Хитрово в Деревнях, — спрашивали Монса, — о заёмном письме его в 500 рублях, также о письме Макарова к графу Матвееву с требованием прислать то дело в кабинет?»
«Подавал ли сам Хитрово свою челобитную её величеству, — отвечал Монс, — или я у него принял, не помню; но Хитрово [действительной просил у меня вспоможения в деле с Дашковым и обещал за то 500 рублей... Из них привёз 200 в зачёт данного им мне заёмного письма, а по окончании дела обещал достальные 300 р. дать. Только я у него тех денег не требовал, а привёз он их своею волею с прошением, чтоб принять, и письмо заёмное таким же образом дал. Что до письма Макарова (по делу Хитрово), того не помню; о деле же самом нигде не спрашивал; только государыня-императрица изволила приказывать князю Ромодановскому о решении того дела по указам государевым. А как дело из юстиц-коллегии перешло к князю Ивану Фёдоровичу (Ромодановскому), того не знаю».
«О Любсовой жене?»
«Как Любсова жена била челом о своём отпуске [заграницу], тогда я как её, так и её челобитье, по указу государыни, её величеству представлял. Тогда Любша мне ничего не дарила; только в прошлом году на мои именины подарила: кусок кружев, потом ещё два куска да пред отъездом своим 600 червонных. Тогда ж к именинам прислал Мейер вина (следует исчисление бутылок и бочек). Послал я к нему в нынешнем году роспись, и по той росписи прислал он мне ещё вина (следует исчисление). А больше того ни от Любши, ни от Мейера я ничего не бирывал».
«О письмах Льва Измайлова, что просил об указе в вотчинную коллегию об отдаче деревень и обещал деньги?»
«Те деревни за государыней императрицей; а чьи были, того не помню; только слышал от Кошелева, что после которой-то царевны её величеству достались. И о тех деревнях Пётр Измайлов бил челом её величеству на Воронеже, понеже (не знаю почему) им те деревни надлежит. Её величество изволила обещать отдать половину деревень, и о той половине Лев Измайлов за брата своего просил в Москве. Обещал (мне) 1000 рублей; но ничего не давал, а я не бирал, и ныне те деревни не отданы».
«О псковских деревнях царевны Прасковьи Ивановны?»
«Царевна отдавала мне эти деревни, и я, польстясь на них, взял у неё духовную, которою крепки были они ей, царевне, царицею Прасковьей Фёдоровной. Однако видя, что их невозможно за собой укрепить, я говорил царевне: «Ими не жалуйте, понеже они не могут быть мне крепки, а подлогом крепить опасен». Она на то сказала: «Коли деревень не возьмёшь, то я тебе оброк с них пришлю». Я и от этого отрицался. А потом, по прошению царевны, государыня изволила приказать оные деревни, хотя она и о всех просила, в вотчинной коллегии справить за ней, царевной, ей же и отсылать с них оброк, что и учинено. 600 руб. оброку на прошлый год к ней отослано, а она прислала их ко мне. Я принял. На сей год ничего не присылывала. Для отказу же тех деревень посылал надворного суда прокурора Тимофея Кутузова, для того чтоб о них подлинную ведомость получить, что они стоят: я намерен был их купить. Печатные пошлины платил и отправлял для отказа из своих денег, и то чинил по указу Прасковьи Ивановны».
«О деревнях Стельса, что перешли к князю Алексею Долгорукову и против чего есть протестация Нестерова?»
«Я в этом деле никакого старания не употреблял; а просил меня он же, князь Алексей Долгоруков, о справке за ним по указу деревень отцовских, чтоб ему в том споможение учинить. И по тому прошению говорил я Сухотину, президенту вотчинной коллегии, чтоб по указу решение в деле Долгорукова учинил. А понеже — Долгоруков мне издавна друг, то по дружбе подарил он мне девять кобыл вороных на завод; а я отдал собаку во сто червонных, что подарил мне герцог Голштинский».
«О письме Корчмина, что имеет дело с Сумским полком в землях?»
«Письмо это дал мне Корчмин для памяти того дела с прошением: доложить о нём её величеству. Но я ничего по нём не делывал, понеже исследовать о том велено полковнику Чернышёву».
На общий вопрос: что и от кого он получал? Монс отвечал следующим, значительно им укороченным, списком:
