— Почему, конечно, я могу сказать, но нельзя ли еще кофе?
— Ах, дорогой, боюсь, уже не осталось.
Мачо уехал, а она пошла к нему в комнату посмотреть, сколько у него рубашек и каких — она собиралась подарить ему несколько рубашек ко дню рождения, — и нашла письма.
Когда в полдень он вернулся, она сидела в гостиной.
— Мне все же удалось поговорить с твоей мамой.
— Да?
— Да. И я доложил ей о твоем поведении.
Он ждал, но вопроса не последовало. Тогда он спросил:
— Тебе не интересно, что я ей сказал?
— Да, пожалуй, не интересно.
— Ты не заболела?
Она не ответила.
— Ты устала. Давай тогда пообедаем.
— Обеда нет.
— Нет?
— Я думала, может, мы пообедаем где-нибудь в ресторане.
— В ресторане? Сейчас?
Неожиданно она вскочила на ноги и с отчаянной бесшабашностью крикнула:
— Да! Поедем куда-нибудь, будем есть, пить и танцевать, давай?
— Я — за. Но ты уверена, что ты хорошо себя чувствуешь?
— Конечно! — воскликнула она, поцеловала его в щеку и бросилась в спальню.
— Я буду готова через минуту! — крикнула она на бегу.
Но когда он вошел в спальню, она неподвижно сидела на кровати в одной комбинации.
— Конни, в чем дело?
— Мне надо вернуться.
— Куда?
— Не знаю.
— Дорогая, прошу тебя, перестань вести себя так, будто ты сошла с ума.
— Ладно. Я сейчас оденусь.
— И давай никуда не поедем. Откроем банку с бобами.
— С бобами? — Ее вдруг затрясло от смеха. — Но я вовсе не хочу бобов! Я хочу куда-нибудь поехать, я должна куда-нибудь поехать! Ну, пожалуйста, Мачо, доставь мне такое удовольствие — поедем куда-нибудь, будем есть, пить и…
— Хорошо, хорошо! Только успокойся!
Он подозрительно посмотрел на нее.
— Конни, ответь мне… может быть, я — как бы это сказать — скоро стану отцом?
Это вызвало у нее такой приступ смеха, что она повалилась на кровать.
А потом неделю спустя произошло то странное событие. Это случилось на другой день после того, как она побывала у матери, на другой день после того, как она встретила Пако. Было утро, и она, задумавшись, сидела в спальне. И вдруг утро превратилось в ночь, а она оказалась в старом саду, прямо перед Биликеном. Она не знала, как попала туда. Уже потом она нашла свой автомобиль у ворот, но не могла припомнить, чтобы она ехала туда, и вообще не могла вспомнить ни одного события с самого утра. Несколько часов просто выпали из ее памяти. Казалось, она только что сидела в спальне, и ее мучили тяжелые мысли, как вдруг оказалась рядом с Биликеном — и все стало хорошо. Она улыбалась, на душе ее было спокойно, она понимала Биликена. Они снова были единым целым.
— Подожди меня здесь, Биликен, я приеду за тобой, — сказала она и вдруг, взглянув наверх, увидела изрешеченное небо и закричала от страха.
Ветер сдул улыбку с ее лица, унес прочь счастье и безмятежность: она увидела асфальт под колесами машины и огни Счастливой Долины, уплывавшие куда-то в сторону. Снова вернулись боль, скорбь, осознание происходящего и горькое изумление. «Ягуар» мчался вперед сам по себе, и яркие огни монастыря стремительно приближались.
— О нет, нет, ни за что!
Она резко нажала на тормоз, машина подскочила и замерла.
— Я не должна, не должна! — простонала она и уронила голову на руль.
Потом мотор вновь взревел, машина развернулась и понеслась обратно, вниз, тотчас погрузившись в густой туман, который и раньше молча преследовал ее, карабкаясь вверх по скале, незаметно крался за ней все время и вот теперь поймал ее, схватил длинными жесткими пальцами и лизал ей лицо влажными языками, тыкался мокрыми носами в шею, лип к ней, а она старалась вырваться из жестких пальцев, не могла уклониться от влажных языков, не могла выбраться на открытый воздух до тех пор, пока не оказалась в аэропорту, где беспокойные лучи прожекторов пытались пробить туман; она попала в поток свежего воздуха, который отгонял прочь туман, черной паутиной висевший на огромном самолете; высвободившись из объятий тумана, она бросила машину и побежала по летному полю к воздушному кораблю, придерживая шляпку и меха, которые хотел сдуть с нее ветер винтов, и бегом поднялась по трапу в теплое чрево самолета.
Она опустилась в кресло возле окна, пристегнула ремни и в изнеможении откинулась назад. Самолет задрожал. Она взглянула в окно и увидела, как яркие лучи прожекторов раскачиваются и перекрещиваются в темноте. Когда она посмотрела в окно снова, лучи прожекторов уже куда-то пропали; придвинувшись к иллюминатору вплотную, она увидела их далеко внизу, они теперь походили на крохотных светлячков, пляшущих под огромным куполом тумана. Она отстегнула ремни. Откинувшись назад и закрыв глаза, она услышала, как по проходу идет стюардесса и, наклоняясь к креслам, что-то шепчет пассажирам.
