Он недовольно усмехнулся.
— Ты не найдешь то, что ищешь, Кончита. Тебе лучше вернуться к своему Биликену и играть с ним в куклы.
У нее расширились глаза.
— Ты там был?
— Да, Кончита. Я знаю, что ты сделала из него — нелепого монстра, постыдное посмешище…
— Но что заставило тебя побывать там?
— Разве ты сама не хотела этого? Разве ты не хотела, чтобы я поехал туда и там увидел, каким ты представляешь себе меня?
— Я вовсе не хотела издеваться над тобой, папа.
— Может быть, ты не издеваешься надо мной и когда сообщаешь всем встречным, что ты тоже монстр? Если это не издевка, то что же?
— Как бы я могла жить в мире зла, если бы не считала и себя злой? И как бы я могла позволить жить другим?
— Но разве мы злы? Нет, не думаю. Когда ты вырастешь…
— Когда я вырасту, когда я вырасту! Мне это говорят всякий раз, когда я что-то для себя открываю. Неужели я должна слышать это всю жизнь? И почему я никогда не чувствую себя достаточно взрослой, чтобы не удивляться тому, что я узнаю?
— Это потому, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу и реагируешь чрезмерно бурно, ты…
— Чрезмерно бурно! Папа, ты что… сумасшедший? Или, может быть, это я сошла с ума? Неужели ты потерял способность чувствовать?
— Я потерял способность впадать в ярость.
— И я тоже должна научиться этому?
— Да — научиться принимать вещи такими, какие они есть…
— …и не горячиться по этому поводу.
— Да, и не горячиться.
— Так это и есть «быть взрослой»?
— Послушай, девочка, нельзя всю жизнь тратить на поиски старых сабель и флагов. Тебе нужны герои, а когда ты их не находишь, ты вместо них видишь демонов. Но мы не герои и не демоны. Мы просто люди. И тебе надо научиться принимать нас такими, какие мы есть.
Самолет ревел все громче, и им обоим приходилось повышать голос.
— Но это же еще хуже! — воскликнула она.
— Что? — не расслышал он и наклонился к ней.
— Я говорю — это же еще хуже: принимать вас такими, какими вы кажетесь.
— Потому что тогда выяснится, что мы попросту порочны? — прокричал он.
— Нет, даже не это… Потому что выяснится, что вы просто смешны, просто заурядны…
— Да, я знаю. Твоя мать окажется просто старой глупой бабой, которая все еще гоняется за молодыми людьми, а я — старым ослом, которого она дурачит.
— И ты хочешь, чтобы я воспринимала тебя именно так?
— Может быть, я и в самом деле ничего другого собой не представляю.
— Но в старом доме был еще кто-то!
— Разве ты до сих пор не поняла, что этот «кто-то» всего-навсего Биликен? — крикнул он. — Разве ты не поняла, что он лишь папье-маше, дряхлый шут, идол, списанный за негодностью?
— Что? Я не слышу тебя!
Оглянувшись, она увидела, что люди вскочили с мест и что-то кричат, но из-за рева самолета она не слышала, что именно. В проходе появилась отчаянно жестикулирующая стюардесса. Неожиданно самолет опрокинулся набок, стюардесса пошатнулась, ее швырнуло вперед, огни погасли.
— Кончита!
— Я здесь, внизу, папа.
— Дай мне руку.
Ее оторвало от пола. Самолет нырнул вниз, потом рванулся вверх, потом опять нырнул и опять взмыл — пол колыхался, словно превратился в жидкость.
— Ты не ударилась?
Она отрицательно покачала головой и прижалась к его груди. Он попытался нащупать ремни ее кресла.
— О папа, не отпускай меня! — вскрикнула она, почувствовав, что ее тянет куда-то прочь. Он схватил ее под мышки и приподнял.
— Тебе надо идти, девочка.
— Куда?
— Иди, сядь на свое место. И пристегни ремни.
Ее руки обвили его шею.
— Нет, папа, нет! Позволь мне остаться здесь! Не отпускай меня!
— Так надо, Кончита.
— Но ведь ты сам сказал, что я должна научиться принимать тебя таким, какой ты есть…
— А теперь я говорю тебе, что ты не должна.
— Но… но я не могу, я не имею на это права…
— Наверное, это мы не имели права лишать тебя иллюзий.
— Ах, какое это имеет сейчас значение?
— Огромное. Если твой путь ведет тебя к гибели, иди ей навстречу, но при этом бунтуй. В отличие от меня не теряй способности впадать в ярость. Принимай все близко к сердцу, горячись и огорчайся и не соглашайся признавать нас такими, какие мы есть, — не надо. Даже сейчас! Бунтуй против нас, бунтуй — даже сейчас!
Он оторвал ее руки от себя и вновь попытался приподнять ее.
