— И так будет и впредь, Конни.
— Да?
Помолчав, она вяло подняла голову и внимательно посмотрела ему в глаза.
— Но ведь ты уже отомстил, Мачо, — сказала она, и взгляд ее стал жестким. — Теперь моя очередь.
Неожиданно он отпустил ее и прижался лицом к стене.
— Конни! Должен же быть какой-то выход!
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, Мачо, мы связаны друг с другом, мы все связаны друг с другом. Ты сам это сказал, и ты прав. Но знаешь ли ты. Мачо, с кем ты связан? Знаешь ли ты сам, с кем ты окажешься, когда возьмешь меня сейчас? Тебе не страшно, Мачо?
Она смотрела, как он медленно поворачивается к ней. Увидев его расширившиеся зрачки, она улыбнулась и прильнула к нему:
— Вместе, Мачо! Вместе, как мы вместе здесь и сейчас, как мы вместе всегда!
И она впилась губами в его губы.
Неожиданно вагон тряхнуло, и их отбросило в разные стороны — в ночи прогремели выстрелы, в воздухе засвистели пули. Они испуганно уставились на темное окно, которое вдруг покрылось трещинками, похожими на нервы, и тут же осколки стекла посыпались вниз. Они нырнули на пол. Поезд набирал скорость, из коридора доносился шум голосов.
— Конни, тебя не задело?
— Кажется, нет.
— Оставайся здесь и не двигайся. Я пойду узнаю, в чем дело.
Она лежала в мехах на полу, и снизу до нее доносился запах сырой земли. Когда он ползком вернулся в купе — пули осыпали уже все длинное тело поезда.
— Конни…
— Мы в опасности?
— Поезд идет вдоль границы. По ту сторону война, ты же знаешь…
— Они хотят остановить поезд?
— Или пустить его под откос.
Они лежали, прижавшись лицом к полу, и слушали, как где-то сыпались стекла, как в коридоре визжала женщина. Поезд набирал скорость.
— Ты боишься, Конни?
— Нет. Мы же искали выход. А это единственный выход.
— Конни, я так хотел, чтобы мы с тобой уехали от всего…
— Я ведь сказала тебе: мы никуда не уедем от прошлого.
Повернувшись на бок, чтобы видеть ее лицо, он сказал:
— Неужели мы не можем пройти весь путь назад, к тому времени, когда ты была еще девочкой?
— Зачем?
— Мы бы раньше нашли друг друга.
— Но ведь я нашла тебя уже тогда, Мачо.
— И поэтому ты всегда так странно смотрела на меня?
— Но я же не понимала, в чем дело, Мачо. Поверь мне.
— Да, Конни.
— Я, помню, страшно разволновалась, когда ты впервые появился у нас. В доме творилось что-то неладное: папа, мама и даже я — все, казалось, ждали чего-то, а я, даже тогда, не смела спросить их, чего именно. Но я уже понимала, что в семье неблагополучно. Вначале я думала: это потому, что мои братья жили не с нами. Мне говорили, что у меня есть братья, но я никогда их не видела. И когда ты впервые пришел к нам, у меня было такое чувство, словно вернулись мои братья и теперь все пойдет хорошо. Поэтому я была очень счастлива, что узнала тебя, и считала, что мама счастлива по той же причине.
Он обнял ее и привлек к себе, она прижалась щекой к его шее и вспомнила все те ночи, когда они лежали так же рядом, стремясь друг к другу в темноте ночи, но темнота была бесконечной, и они так никогда в ней и не встретились.
— Теперь ты видишь, Мачо, что ты был для меня моим детством или тем, что я принимала за детство. И, лишь найдя эти письма, я поняла, что у меня вовсе не было детства и то, что я помнила как счастливую пору, было фальшью, такой же фальшью, как наша женитьба.
— Нет, Конни, нет!
— Теперь я просто не знаю, где правда. Я даже не знаю, правда ли то, что я сейчас говорю. Может быть, ты прав, и я всего лишь обманщица. Может быть, я и тогда знала все. Сейчас я не могу припомнить, было ли время, когда я не знала. Оглядываясь в прошлое, я вижу только ложь и ложь.
— Ты не знала тогда, Конни, ты не знала!
— Как я могу говорить об этом сейчас, если я лгу всем и даже самой себе?
— Тогда поверь мне: ты ничего не знала до тех пор, пока не нашла эти письма.
— Но теперь я понимаю, что я хотела найти их…
— Где они?
— Здесь, в сумочке.
— Дай их мне.
— Зачем?
— Я выброшу их.
— Теперь это ничего не изменит.
— Мы не можем быть вместе, пока между нами стоят эти письма.
— Теперь уже слишком поздно быть вместе.
— Отдай мне их, Конни, отдай!
Она потянулась к сумочке, но тут вагон так тряхнуло, что сумочку словно выдернуло у нее из рук, а ее самое подбросило и понесло вверх: крыша над головой и темнота вдруг исчезли, вспыхнул слепящий свет, загрохотал гром, и темная земля обрушилась на нее — она сыпалась на нее сверху, сыпалась ей на волосы, на лицо, на грудь, забивала рот и уши, и сквозь завесу земли она увидела прояснившимся взглядом, что муж смотрит на нее, ощутила все еще обнимавшие ее руки, а потом перестала вообще что-либо чувствовать и по выражению его лица поняла, что гибнут они оба и одновременно.
