– Вы думаете, незаконный сын интереснее?
– О! Нет, конечно! Это я случайно придумала, не слушайте! Меня иногда заносит. А зачем вы сократили фамилию, вы такой модник?
– Ужасный!
– А я нет. Даже стыдно рассказывать. Люблю длинные платья, клетчатые юбки, шали. Но приходится носить эту униформу. Родилась под знаком Весов, – а никакого равновесия!
– Я тоже под знаком Весов. И тоже плоховато с равновесием. Но если мы сейчас не вернемся в зал, то равновесие рухнет окончательно, – уже двери закрывают.
– Да. Как жаль!
– Всего пару часов осталось. А потом обед. Вы собираетесь идти на обед?
– Конечно! Обожаю обеды! Особенно, когда мне их подают, и потом не нужно мыть посуду.
– Тогда занимайте мне место. Я должен вернуться в отель на полчасика, а потом приеду. Идет?
Я МЧАЛАСЬ К МЕТРО
Я мчалась к метро, беспрерывно влетая в лужи. Безмозглая болтунья! Выскочка! Балаболка! Неужели нельзя научиться слушать других людей! И думать, а не лепить всякую чушь. «Незаконный сын интереснее!» Жуть! Глеб все-таки во многом прав.
И зачем я полезла с отцом и его смертью? Очень умно навязывать свои огорчения незнакомому человеку. Еще бы на кладбище пригласила!
Да, отец прекрасно учился, что из того? Он даже сумел поступить в МГУ на мехмат, хотя никто не верил, что туда примут еврейского мальчика. Но потом оказалось, что в 1963 году еще принимали, выпал некий счастливый период. И в папиной группе училось не менее семи таких мальчишек, блистательных востроносых умников и хвастунов. Они все потом уехали, стали профессорами или преуспевающими бизнесменами и богатыми людьми. Кроме моего отца.
И еще с ними училась одна девчонка по имени Инна Лифшиц. Мама ей не звонила, но кто-то сообщил из бывших однокурсников. Однокурсников на кладбище собралось много, совсем не старые бодрые люди, даже не седые. И еще было очень много студентов и аспирантов, все страшно растерянные, некоторые плакали, но никто не ревел так, как эта чужая незнакомая женщина с длинным опухшим носом. Потом она сидела на нашей кухне, беспрерывно сморкаясь, и рассказывала об отце. Весь вечер рассказывала о моем отце, хотя мама страшно устала и хотела лечь.
Инна влюбилась в папу на первом курсе, потому что он был самым умным. И самым добрым. И самым талантливым. И самым веселым. И самым красивым. И все три девчонки из группы в него влюбились, несмотря на его невысокий рост. И все три потом вышли замуж за других однокурсников.
«Представляете, на мехмат поступало так мало девчонок, что за каждой ухаживали по пять человек, и даже на меня нашлись желающие! С моим носом и фигурой!»
Но папу с первого курса заколдовала какая-то красавица-ведьма с филфака. Там как раз учились сплошь девчонки, и даже ходила шутка: на филфаке что ни плюнь – то девочка, а на мехмате что ни девочка – то плюнь. И вот эта ведьма совершенно измотала папину душу – то уходила, то возвращалась, то опять исчезала на целый месяц. Потом она вдруг вышла замуж за общего приятеля, рассорила всех, родила сына, но и с приятелем прожила недолго и опять вернулась со слезами и клятвами, сломав папин хрупкий начинающийся роман с Инной. Понятно, что клятвы не помогли, вскоре она начала встречаться с другим общим другом, родила еще одного сына, уехала в Болгарию, потом в Канаду. Куда ей было понять и оценить живущего рядом гения?!
Отец уже на третьем курсе сделал блестящую работу, равную кандидатской диссертации, потом еще ряд работ, потом доказал какую-то теорему, совершенно недоказуемую, как сказала Инна. Он шел первым номером в аспирантуру, но тут грянула Шестидневная война в Израиле, иллюзия свободы закончилась, ему отказали в последний момент. Тогда он стал работать над диссертацией самостоятельно, а для заработка читал лекции по новым языкам в программировании. Через два года диссертацию принял ученый совет, ни у кого не поднялась рука завалить столь блистательную работу. Параллельно он продолжал читать лекции в различных НИИ, возникла даже очередь из институтов – ни до, ни после не знали такого прекрасного лектора.
Дальше я знала и сама, потому что на одной из лекций в Питере отец познакомился с моей будущей мамой и через неделю переехал к ней жить.
