– Они все так женились, – сказала Инна, опьяневшая от горя и выпитой на поминках водки, – все талантливые еврейские мальчики любили жениться на больших русских женщинах, мирных и послушных, без капризов и претензий русских женщинах. И без полета. Потому что летать они могли сами, понимаешь?
Я старалась не смотреть на маму, которая была выше отца на три сантиметра и старше на два года. И работала рядовым инженером в никому не нужном НИИ, пока их отдел не разогнали с началом перестройки. Она так и не научилась водить машину, не знала английского, хотя их вроде учили и в школе, и в институте, и больше на работу не устроилась. Да это и не было нужно, – отец прекрасно справлялся за всех. Он всегда со всем справлялся, сам чинил утюг и водопроводный кран, мастерил книжные полки, жарил мясо по-французски, разжигал костер под дождем. Он даже успел отключить газ на даче до того, как потерял сознание. Почему именно он? Кровоизлияние в мозг в пятьдесят лет! Никогда не болел, никогда не измерял давление.
Только после папиной смерти я оценила навсегда утраченную беззаботность и защищенность. Но мы с мамой продержались, несмотря на рождение Гришки. Правда, два года пришлось мыть по ночам полы в супермаркете, зато с четвертого курса меня взяли работать программистом, даже не понадобилось переходить на вечерний. И Гришке не пришлось давиться манной кашей в районном детсаду, – неработающая бабушка великое везение!
Одна лужа оказалась слишком глубокой, вода наполнила туфель. Плевать! Я ведь и так мчалась переодеваться. Вдруг Иаков предложит погулять после обеда. А я и ста метров не пройду в своих утконосых чудищах на шпильках.
Да! Иаков предложит погулять, мы медленно пойдем по усыпанному листьями старинному бульвару, и он станет смотреть на меня все более пристально и восторженно, и смеяться невпопад, и подавать руку, чтобы я не оступилась и не промочила ног. Жаль, что нет больше пелерин и шляпок, я бы прятала глаза под вуалью и загадочно молчала.
Кых! Молчала! Ври, да не завирайся.
Но ведь он на самом деле подошел ко мне и на самом деле предложил встретиться на обеде! Это вам не шляпка, никаких фантазий! Тут и Геттинген не кажется совсем невозможным.
Пусть-пусть-пусть так будет! Пусть он пригласит меня поехать на конгресс. На одну неделю! Нет, хотя бы на один день. Из всей жизни. Разве это так много?
Я все отработаю, я буду больше помогать маме, я куплю Гришке новые коньки, я стану слушаться Глеба и подругу Надю…
Интересно, если очень захотеть, можно передать чувства на расстоянии? Иаков, миленький, голубчик, ну что тебе стоит?!
В отеле у меня лежали замечательные ботинки на шнуровке, высокие и легкие. Ноги в них казались изящными, как на старинных фотографиях. И можно было часами бродить в любую погоду, а не ковылять и мучиться, как русалочка из Андерсена.
Я влетела в номер, быстро натянула сухие колготки, потом ботинки… Нет, с костюмом смотрится глупо, ноги кажутся короткими, брюки почти на земле. Любой поклонник сбежит при первой возможности, никакой вуали не понадобится! Положение становилось безвыходным. Хотя, честно говоря, что терять после прабабушки и незаконного сына? И я вытащила юбку.
Я купила ее в прошлом году в добротном английском магазине «Marks & Spencer». Вообще-то я искала брюки для работы, обычные строгие брюки. Они висели на всех стендах, всех цветов и размеров, – только выбирай. Но, по-видимому, мне досталась не совсем английская фигура, потому что самые разные модели одинаково болтались на поясе и беспардонно обтягивали попу и ноги. Наконец, чтобы отдохнуть от вежливых ухмылок продавщиц, я попросила принести юбку. Да, вот эту длинную юбку в темно-зеленую клетку! Именно эту. Я вернула девицам охапку брюк, натянула юбку… И поняла, для чего Бог создал бедра. И талию. И женщину.
Длинные нахальные продавщицы вдруг перестали улыбаться и наперебой заспешили с блузками и свитерами. Все подходило, абсолютно все! Я выбрала глухой черный свитер, который не давил в груди, а плечи делал тонкими и хрупкими. И черные колготки. И зеленые малахитовые бусы. И ботинки на шнуровке. И все уложилось в одну премию за прошедший год! Как хорошо, что пришлось работать в выходные.