— Нет. Так больше нельзя. Это была ошибка. Я пытаюсь исправиться.
Я развернулась, села в такси и захлопнула дверцу. По крайней мере, так можно было притвориться, что это я его отвергла.
Разумеется, на следующее утро я винила во всем алкоголь. Чертово зелье! Зачем я вообще его пью? Ненавижу его — и то жалкое существо, в которое он меня превращает. Ненавижу Кристиана. Ненавижу доктора Дж. Ненавижу Луизу. Всех ненавижу. Ненавижу неудачников, ненавижу счастливчиков, ненавижу тех, кто не умеет смеяться над собой. Ненавижу парочку из квартиры напротив, потому что они готовят завтрак и до меня доносится аромат жареного бекона, — а я тоже хочу, чтобы кто-нибудь жарил мне на завтрак бекон. Ненавижу соседей сверху, потому что они расхаживают по комнате и смеются.
Будь я трезва, я бы контролировала себя, сохраняла спокойствие и чувство собственного достоинства. Я ни за что не позвала бы к себе Кристиана. А он не смог бы прикинуться праведником и заставить меня устыдиться. И я бы сейчас не презирала саму себя и не ругала на чем свет стоит. Тошнота и буханье в висках были мне даже приятны, потому что отвлекали от моральных мучений — тревоги и чувства униженности. Вот что было поистине невыносимо. Почему до сих пор не изобрели «алказельтцер» для эмоций? Я подняла валявшийся у кровати блокнот и написала: «Я больше никогда не буду пить. Никогда. Знаю, я уже это говорила, но ниже падать некуда. Официально объявляю себя трезвенницей».
Недельный отпуск доктора Дж. подходил к концу, и я с удивлением обнаружила, что соскучилась. Оказывается, можно скучать по человеку, который тебе даже не особенно нравится. Мне ужасно хотелось снова ее увидеть. Впрочем, она по-прежнему продолжала исподволь на меня влиять. Иногда я ловила себя на том, что думаю или веду себя, как она. Как-то вечером я пошла в паб с Кэти, Рэчел и Эмили. Они пили вино, а я, посматривая на них свысока, потягивала минеральную воду.
Тут в бар вплыла знакомая Кэти по имени Виктория. Она излучала заоблачную уверенность в себе, так что даже казалась слегка высокомерной. Она должна была с кем-то встретиться, а пока присоединилась к нам. Виктория тут же рассказала, что недавно выдвинула ультиматум мужчине, с которым встречалась два года. Ей было около тридцати, ему — тридцать пять. Она заявила: или они начинают жить вместе, или ей «придется подумать» над тем, как развиваются их отношения. Он, разумеется, ответил, что ему надо обмозговать ее требование. Такого она не ожидала.
— Я так его люблю, — выдохнула она, закатив глаза.
Кажется, ее ничуть не беспокоил тот факт, что трое из нас видят ее впервые в жизни. Некрасиво влезать в чужую компанию со своими проблемами, подумала я.
Незваная собеседница между тем продолжала:
— Наши отношения никуда не движутся. Он полный пофигист. Впрочем, именно этим он мне и нравится. Я уже перевезла к нему кучу вещей, и он даже не заметил, но, понимаете, я хочу, чтобы он официально предложил мне перебраться к нему. Я очень его люблю. Мы никогда не ссоримся. Мы отлично ладим. Мы родственные души. Я знаю, что он тоже меня любит. Но, если все пустить на самотек, ситуация никогда не изменится. Такой уж он человек. В общем, я поговорила с мамой, и мы решили, что пора немножко его подтолкнуть. Я рада, что сделала это, но я не ожидала такой реакции. Даже не знаю, как теперь быть.
Она выжидающе посмотрела на нас.
Я прикусила язык. Кэти уже рассказывала нам об этой девушке. Она так страстно мечтала начать жить вместе со своим парнем, что даже подумывала «залететь» (как раз тогда все ее подруги были беременны), чтобы «вывести отношения на новый уровень».
Кэти мягко сказала:
— Кажется, вы с ним немножко запутались. Вам надо разобраться. По-моему, никогда не спорить с партнером — это не вполне нормально. Вы не думали о психотерапии?
Девица так посмотрела на Кэти, словно та предложила ей отрезать любимому ногу и съесть ее на обед.
— Психотерапия? Запутались? Ты издеваешься? Мне не нужна психотерапия. Нет, я ничего против нее не имею. Я знаю некоторых людей, которым она могла бы помочь. Но уж точно не мне. Мне не нужна помощь…
