– Как ты думаешь, почему нынешние мальчишки так редко свистят?
В недоумении мама нахмурилась, запоминая результаты.
– Не умеют? Или просто сейчас в их жизни нет надобности?
Размышляя, папа встал, положил обе ладони на живот, поверх брючного ремня, и неспешно подошёл к окну.
– Ведь раньше мы умели свистом подать друзьям сигнал опасности, позвать, предупредить о чём-то важном… А сейчас? Им это не надо? Или просто тревог в их жизни стало существенно меньше?
– Милый, это ты-то свистел? Кто бы тебе позволил?! Твой музыкальный дедушка?
Папа обиженно оттопырил нижнюю губу.
– Ну, допустим, не я… Мои сверстники, друзья умели. Свистели и ещё как! Двумя пальцами, и даже одним, по-всякому…
Мама хмыкнула.
– Ну-ну…
Снова в тишине сухо и громко разворачивались непрочитанные ещё газетные страницы, продолжали жить в ожидании вечерних сумерек настойчивые часы.
– А что у Пантелеймона со школьными результатами? Какие итоговые оценки у него будут в этой четверти, он не говорил тебе?
– Всё хорошо, не беспокойся. Не приставай к мальчику, он и так устал после такой сложной зимы. В гимназии у него всё по-прежнему…
Что-то в изнаночных петлях не устраивало маму, и она недовольно кашлянула.
– Лучше займись своими делами.
– То есть, он и сейчас будет отличником?
Голос папы странно изменился, и мама обернулась к нему, подняв очки на лоб.
– Я всего лишь хочу знать, как учится мой сын! Именно так! Просто знать, не претендуя ни на какую воспитательную сущность в его драгоценном эгоистическом детстве. Имею я хоть на это право?!
– Да, конечно. Только не кричи.
Мама положила вязание на колени.
– Наш Поня – отличник. Он обязательно им будет, не беспокойся. А завтра нам привезут тот самый посудный гарнитур в гостиную, который я присмотрела в городском манеже в выходные. Помнишь, я же тебе говорила? Приготовь деньги, и грузчикам тоже. Не хочу никакого торга и лишних разговоров.
Известив папу и, с усталостью пошевелив пышными плечами, мама снова слегка озабоченно нахмурилась, подсчитывая пушистые зелёные петли.
Да и куда ей было ещё так внимательно смотреть?
На папу? На его бледно-красные от возмущённого волнения щёки, на грозный, в молчании, блеск его небольших круглых очков в железной оправе, на то, как он часто дышит, не поворачиваясь в её сторону от просторного уличного окна?
Пантелеймон, запыхавшись, прибежал домой с двумя одноклассниками.
– Мамочка, дай нам, пожалуйста, попить! Жарко, мы так славно играли…!
– А твои друзья пирожков не желают? С чаем? Отдохнёте немножко, отдышитесь, не очень поздно, по домам-то они ещё успеют добраться. Родители ваши не беспокоятся, знают, где вы?
– Да, да!
Мальчишки дружно согласились на чаепитие.
– Мамочка, ты же не заругаешь меня, нет?!
Пантелеймон изо-всех сил старался выглядеть честным и преданным.
– Ведь не заругаешь?
– А с какой такой стати я должна тебя обижаться?! Тебе кусочек побольше?
– Мы с мальчиками сейчас были на старом рынке, недолго, на пять минуточек всего туда сбегали… Это ведь неправильно, да, мамочка?
Успешно разложив половину яблочного пирога по тарелкам шумных гостей, мама с удовлетворением улыбнулась.
– Без разрешения? А зачем вы туда ходили?
– Мамочка, дорогая моя! Там такие чудесные вещи, там так красиво! Я знал, что ты не заругаешь меня, что поймёшь…
В порыве восторга Пантелеймон чуть не подавился сочным куском.
– Знаешь, что мы там нашли?! Мальчики сказали мне, что видели там Будду! Такого, как в книжке! Точь в точь такой, о котором я так долго мечтал! Маленькая такая статуэтка, старинная, красивая… На прилавке лежит, в разных таких интересных редкостях. Мамочка, давай я куплю её себе на день рождения, а? Вы же с папой обещали мне дать денег, если у меня будут все пятёрки?! Ладно, разрешаешь?
– Хорошо, хорошо, купишь. Только не спеши, чай-то, небось, ещё не остыл, обожжёшься…
Папа молчал, с сумрачными вздохами допивая свой вечерний кофе.
Мальчики торопливо, перебивая друг друга, рассказывали маме о школьных делах. Один из них, как и Пантелеймон, учившийся хорошо, считал возможным много рассказывать и о своих успехах, и о недостатках других одноклассников.
