Вскоре, словно повинуясь близкому металлическому голосу с другого судна, вышли из каюты Боцман и его друзья. Один из гостей вдруг что-то вспомнил, задумчиво и серьёзно попросил об этом Боцмана. Тот с готовностью перестал смеяться, пошёл на корму, в душную темноту своей кладовки. Засунув в мешок несколько старых резиновых курток, он собрался уходить, но резкий запах напомнил, что давно уже надо было рассердиться. Утром Боцман обнаружил в кладовой щенят, которых собака перетащила туда из сетевого трюма. Он нахмурился, потом махнул рукой и, с довольной сытостью хмыкнув, сунул одного щенка в мешок.
Нетрезвые гости уже дремали в привязанной у борта шлюпке, другое судно шумело, подходя поближе. Боцман подождал, помахал рукой чужим матросам, которые помогали его друзьям возвращаться, и ушёл в каюту.
На другом судне выгрузили фильмы, ящики с макаронами, а мешок со старыми тряпками подняли лебёдкой на палубу вместе со шлюпкой; все спешили посмотреть до аврала новый фильм, никто не обратил внимания на мокрый грязный мешок, смятый килем шлюпки…
Маленький Штурман записал в блокноте: «Я сегодня ударил собаку, унылую тварь с большими глазами. Она виновато улыбалась, прижимала уши и скулила…»
Подумал ещё немного, щёлкнул светом в изголовье и уснул.
Собака плакала тихо, стараясь спрятать звуки своего горя в мерный рокот воды, бурлящей за кормой. Где-то совсем рядом устало и напряженно спали люди. Собака отводила глаза от сверкающей полосы, которую протянула к ней по океану половинка Луны. Она изредка вздрагивала и настораживала уши, когда светлую дорожку пересекал неслышный далёкий силуэт встречного судна. И снова опускала голову на вытянутые лапы…
Тучи появились внезапно. Поднявшись повыше, они стали поочередно прикрывать Луну, выделяя в наступавшей темноте яркие дырочки звёзд. Собака вздохнула и подошла к двери кладовки, одного за другим вынесла из жаркой черноты щенков, хотела положить их на палубу, но, ощутив лапами воду у переборки, полезла на высоко уложенный невод. Поднявшийся ветерок закрывал глаза щенят и прогонял по мягкой шерстке полоски дрожи. Собака перенесла детей пониже, в корму, устроила их в ямке между жгутами невода. Легла рядом.
Судно кренилось, резко поворачивая то в одну, то в другую сторону; несколько раз, татакнув, замирал и оживал двигатель. Чёрные в чёрной темноте ночи проносились уже совсем близкие тени других судов. Звёздочки бортовых огней летали по небу, неожиданно меняя направление.
Один щенок завозился, захныкал, потянулся к соска́м. Разбудил другого. Собака успокоила их, лизнув в сонные глаза, подтолкнула носом поближе друг к другу и спустилась на палубу. Напилась воды, понюхала пустую миску, отодвинула её и ничего не нашла. Из рубки доносились звонкие, как рвущийся капроновый фал, сигналы поисковых приборов, негромко переговаривались Капитан и Старый Штурман.
Собака понюхала около лебёдки сухую кость, оставила её на месте. В конце коридора кто-то кряхтел и брызгал водой. Собака подошла к приоткрытой двери, внимательно наблюдая за Седым Механиком. На столе, на развернутой газете, лежали куски жареной рыбы, собака переступила лапами и слегка наклонила голову, не отводя взгляда от еды. Седой Механик закончил умываться, взял полотенце и увидел собачьи глаза, в которых яркие точки света подернулись маслянистой пленкой голодного желания. Он положил на лист бумаги около умывальника два куска рыбы, собака вошла в каюту, чуть скользя по непривычному линолеуму. Опустив голову в широко расставленные лапы, начала быстро есть.
Мёртвый железный голос аврала ударил в её дрожащие уши.
Седой Механик что-то крикнул и, схватив воняющий непросохшим потом комбинезон, выскочил в коридор. Собака покружилась по каюте, пыталась позвать пробегающих мимо людей. И вспомнила…
Бешеный вой прорвался в опустевший коридор.
Когда на крутом повороте ей удалось ударить лапами по дверной ручке и выскочить на палубу, клацнув челюстью по ступеньке трапа, невод уже уходил в темноту. Свинцово журчали по кромке борта груза, с шипением падала и убегала за корму дель, писк ударяющихся друг о друга пенопластовых поплавков заглушал крики матросов.