(Интересно, всю ли? Сказала ли Машка, что из трусости выдала Яну?) – Мне нужно с тобой поговорить.
– Приезжай.
– Я не одна, я с Лехой.
– Приезжай с Лехой.
Кирюшу пришлось оставить с соседкой, заплатив ей сотню.
– Мы добыли адрес некоего Гиндина, который открыл колледж барменов и официанток. По образованию – юрист. И содержит еще малю-ю-сенькую школку для девочек, которые хотят выйти замуж. Ведет школку умнейшая женщина, из-за чего ей, наверное, вскоре будет грозить опасность. Если в дело влезет майор Федорчук с грязными лапами – будут еще трупы.
– И что ты хочешь от меня, девочка?
– Сходить со мной к Гиндину.
– И со мной, – жестко добавил Леха.
– Ты мент. Тебе нельзя с нами!
– Я мент и потому пойду. Памфилов в командировке, а Федорчук где-то носится. Не нашел, не застал, не получил указаний. Отговорюсь.
Стальной тяжело оттопырил нижнюю губу, вздохнул.
– Как это теперь говорят: в одной команде?
С ментом? О черт, сто лет не одалживался, но придется брать парочку амбалов у Стройного. Хоть на лестнице постоят.
– Это нужно?
– А ваша история не сплошная кровища?
Сделав из трех разных телефонных автоматов три якобы несостоявшихся звонка, мы убедились, что он дома.
– Жена в отпуске, детей нет. Если окажется какая-нибудь случайная прошмандовка – напугаем до поросячьего визга. А если в доме будут лишние мужики – те еще трусливей. Охраны он не держит, – выдал Леха сведения из своего досье.
– Геннадий Филимонович! – прощебетала я перед дверью. – Я от Валентины Семеновны. Она поизвелась в Турции, а я как раз туда еду. Она пыталась до вас дозвониться, да и дозвонится минут через десять…
И этот дурак открыл. А чего, собственно, бояться директору колледжа?
Два движения, и вот мы все уже в квартире.
Я – в стороне, Стальной и Леха шарят по карманам Гиндина на предмет оружия.
– Ты знаешь, кто я такой?
– Конечно, Владимир Иваныч.
– А вот приличные люди меня не знают. И это значит, что ты неприличный. Усек?
– Но я…
– Леха, закрой дверь на все цепочки и держи его под шпалером. А мы тут пошустрим.
Гиндин жил в сто раз лучше (вернее, богаче) Виктора. Все в золоте и иконах. Тоже мне, религиозная личность.
Комнат было пять. Разумеется, с каминами, изразцами и фарфоровыми статуэтками на полках. Все это походило на выгородку голливудского фильма, только без бассейнов и фонтанов. Среди комнат находился холл, и все двери, выходившие туда, кроме одной, были открыты.
Разумеется, мы со Стальным открыли закрытую. Это была шикарная спальня, и там кто-то спал, накрывшись с головой.
– Это спальня, – завизжал Гиндин, – пощадите хотя бы женщину!
– Пощадим, Геннадий Филимонович, – зловеще пообещал Стальной и сдернул одеяло с лица спящей.
Чем-то знакомое лицо, только тупое, с отвисшей губой со свисающими слюнями. Кто же это, кто?
Где я ее видела?
О Господи, это была Сова! Сонная, мертвая?!
Я стала искать пульс и нашла его.
– – Пульс вроде бы есть…
– Тазик и чайник воды, – приказал Стальной.
Он усадил Сову на стул, завел ей руки за спину и приказал мне лить ей в рот воду из чайника.
Сова вяло сопротивлялась, вода проливалась мимо, однако потихоньку-понемногу попадала в желудок и стала выдавать фонтаны рвоты.
Через полчаса Сова порозовела, задышала. Стальной позвонил, видимо, знакомому врачу и оставил Сову в покое.
– Что бы это значило, Геннадий Филимонович?
– Эта женщина преследует меня… Она уже пришла такая, я хотел вызывать врача…
– И Яночка тоже пришла к вам такая? И вы тоже хотели вызывать врача?
– Какая Яночка? О чем вы, не знаю я никакой Яночки.
– Знаете, Геннадий Филимонович, знаете.
– Ну может, какую и знаю.
– Нет, вы знаете ту, какую надо. Ведь это вы помогли ей сделаться такой чудесной женой?
– Я многим помогал.
– Знаем, знаем… Списочки, пожалуйста!
– Какие списочки? У меня их нет!
– Ну значит, они есть у госпожи Совицкой.
– Она всегда отличалась пунктуальностью. Ведь поэтому вы решили от нее избавиться?
Наконец явился доктор. Осмотрел Сову. Ввел пару уколов кофеина. Долго нюхал рвотную массу, будто это были розы.
– Клофелин, – буркнул он и стал собираться. – Отлейте мне бутылочку на анализы. Ведь понадобится?
– Да.
