– Вот вы говорите, я красивая… – сказала мне как-то Яна. – Разве вы не видите, сколько их теперь, красивых? Да еще готовых на что угодно – показывать голый зад, трахаться перед камерой.
Стыдно быть красивой, если красота дается для этого. Вы присмотритесь – они ж не люди, они биороботы, сосиски в целлофане. Будь я мужиком, я бы ни на одну из таких не посмотрела.
И почему, сопоставив вместе Янины допросы о любви и отвращение к продажному сексу, я не сделала тогда выводов? Ведь это, было как дважды два, я даже допустила такую мысль, но тут же в негодовании отбросила.
Кирюшина учительница смотрела на меня испуганными глазами и мялась:
– Я даже не знаю, как начать…
– Что? Что такое? Да говорите же, я приму меры.
– Э-э-э... дело в том, что он стал очень хорошо учиться. Он не только безупречно делает уроки, при вас это неудивительно. Он прекрасно пишет контрольные, но…
– Но… Что?
– Э-э-э... донимаете, он дает списывать.
– Это естественно. Я тоже давала списывать.
– Но ведь не за деньги!
– А он – за деньги? За деньги?!
– Да. – Учительница потупилась и смущенно продолжала:
– Я не имею права напрягать вас и заставлять рассказывать об этом его родителям. Возьму этот труд на себя, хотя… Тут ко мне пришел папаша одной двоечницы и грозил мне пушкой…
Я заверила ее, что меня не расстреляют. Мы шли домой. Кирюша что-то бойко рассказывал, хотя видел, что я беседовала с учительницей, и мог догадаться, что она мне говорила.
– Кирюша, ты берешь деньги за то, что даешь списывать?
– Ну да, – легко согласился он. – Если они не хотят учиться, то пусть платят. Пятерка за домашнее задание, десятка за контрольную. Ну а тут я решил сразу два варианта и за второй, который был не мой, взял пятнаху…
– И... зачем тебе деньги?
– Я их подарил.
– Но кому?
– Да тем, которые живут на помойке. Я же один раз дал папины, а вы разорались, что я их не заработал. Вот я их и заработал. А эти неучи-козлы не обеднеют!
– Никогда не говори «козлы». Это очень опасное, бандитское слово. За него могут убить.
– Но все говорят. Да ладно, я не буду, если вы так хотите. Я буду лучше говорить «мудаки»!
– Еще не легче! И думать забудь!
– Но вы же говорите!
Вот так, схлопотала, госпожа гувернантка!
– Я больше не буду так говорить, а если скажу – ты можешь меня оштрафовать.
– Да ладно, чего там…
Вечером, сто раз проверив, уснул ли Кирюша, я вынесла свою тайну на кухню, где мы собрались поужинать.
– Ну что, опять его пороть? – воскликнула Яна.
Все-таки она удивительно не понимала того, что происходит с Кирюшей и что с ним надо делать.
– А я бы отпраздновала такое событие бутылкой шампанского!
– Ты считаешь, что это нормально? – вскинулся Виктор.
– Экспроприировать у экспроприаторов – придумал не Кирюша.
– Но брать деньги у своих товарищей! – произнесла с негодованием Яна.
– Они ему пока не товарищи, – успокоила ее я. – Если вы согласитесь, у меня есть план.
– Какой?
– – Пусть неуспевающие приходят к нам, а Кирюша с моей помощью их подтягивает. Так поступала моя учительница математики – нагружала меня двоечниками. Благодаря этому я до сих пор знаю математику.
– Но ведь это все опять ляжет на ваши плечи!
На мои плечи! За плечи меня и наняли. А вот когда подрастала моя дочка, то я и за бесплатно сделала из своего дома проходной двор, лишь бы дочь не ушла туда, где ей покажется уютнее. По-моему, это было элементарно.
Виктор с Яной больше не сопротивлялись и быстро приступили к обсуждению подробностей. Какой стол внести, какой вынести из Кирюшиной комнаты, куда присобачить еще одну лампу.
– Но ведь ему все равно потребуются деньги…
Он же... э-э-э... должен теперь тем более чувствовать... обязательства... э-э-э... перед этими людьми, – совершенно правильно предположил Виктор.
И вот тут мы уперлись рогом в стену. В конце концов я подумала, что если нам удастся наладить в доме своеобразную продленку, то, может, удастся и других детей с ежедневной сотней в кармане научить использовать свои деньги в мирных целях.
– Вы с ума сошли! – испугалась Яна. – Вы не знаете родителей этих детей! Им плевать, что ребенок обожрется шоколадом или даже обопьется шампанским, но если отдаст деньги бомжам…
