Она тоже смотрела на него, смущенная тем же тяжелым чувством, она прижимала к губам кончик веера, подаренного ей принцем. Он исчез.
В тот же день он приехал в Осаку и тотчас же отправился к сегуну.
— Это ты! — радостно вскричал Фидэ-Йори. — Я не надеялся увидеть тебя так скоро. Твое присутствие служит для меня поддержкой среди одолевающей меня тоски.
— Как! — сказал Ивакура. — Мы победили, а ты печален.
— Что ты говоришь, друг? Правда, Йокэ-Мура прогнал врага из деревни, которую он занял возле Осаки, но Гарунага был совершенно разбит, когда напал на Ямазиро. Две трети государства в руках врагов.
— Ничего! Мы победили в Сумиоси, вызвали беспорядок в лагере Гиэяса, восторжествовали в Киото, и сын богов, выйдя на минуту из своего оцепенения, отдал приказ обеим сторонам помириться.
— Гиэяс откажется.
— Он не может отказаться, он не может открыто восстать против микадо.
— Он — тот, который нападал на него с такой святотатственной дерзостью!
— Он нападал на него, чтобы овладеть им и предписать ему свою волю. Что значил бы пленный микадо? А микадо свободный, да еще выказавший на минуту власть, всемогущ.
— Гиэяс предложит мне невыполнимые условия, так как ему выгодно продолжать войну.
— Тем не менее, он должен будет немедленно повиноваться, а нам особенно нужно несколько месяцев отсрочки.
— Конечно, мы могли бы тогда собрать все наши силы. Сообщения были прерваны, войска князей не явились.
— А что, Сигнэнари, со своими двадцатью тысячами солдат, все еще на острове Авадси? — спросил принц.
— Все еще там, — сказал сегун, — и молодой генерал в отчаянии от своего бездействия.
— Я хочу попросить именно тебя отдать ему приказание выступить в поход.
— Как так?
— Мне нужно отомстить за личную обиду, и я умоляю тебя дать мне эту армию.
— Кому ты хочешь отомстить, друг? — спросил сегун.
— Одному из тех, которые изменили тебе, — принцу Тозе. Он напал на мое княжество, разорил мою крепость, увел мою невесту и, обманутый сходством, вообразил, что я попался ему в руки, он отрубил голову одному из моих слуг, отказавшись казнить его как дворянина.
— Такие обиды, действительно, смываются только кровью, — сказал Фидэ-Йори. — Я дам тебе приказ для Сигнэнари и военную джонку в твое распоряжение. Не щади этого негодяя Тозу, этого изменника, завистника и подлеца, недостойного того звания, которое он носит.
— Я велю срыть его башни, сжечь его поля и убью его, как поросенка, — сказал принц. — Жалко, что у него не две жизни, чтобы заплатить за все его преступления.
— Желаю тебе успеха! — сказал сегун. — Увы! Я так рад был тебя увидеть, а ты уже уезжаешь! Какое одиночество, какая пустота вокруг меня! Какая скука! Дело в том, что мое сердце гложет тайное горе, которого я не могу высказать. Но когда-нибудь я открою его тебе, и это облегчит меня.
Принц взглянул на сегуна. Он вспомнил, что уже не раз признание срывалось с губ царя, но какая-то робость и стыд удерживали его. На этот раз Фидэ-Йори опять смутился и отвернулся.
— Что это такое? — говорил про себя Нагато.
Затем он прибавил громко:
— Когда я отомщу, то обещаю тебе не покидать тебя больше.
Выходя из комнаты сегуна, Нагато встретил Йодожими.
— А, вот и ты, прекрасный победитель! — воскликнула она с горечью. — Ты сейчас удостоился похвал, заслуженных твоим хорошим поведением.
— Похвала приятна мне только тогда, когда она исходит из твоих прелестных уст, — отвечал принц, раскланиваясь с несколько изысканной вежливостью. — Сами по себе, похвалы, на мой взгляд, ничто иное, как грубые, презренные слова.
— Если мы враги, то ведь ты желал этого, — заметила Йодожими.
— Я всегда желал быть тебе приятным, но у меня слишком мало достоинств. Ты объявила мне войну, но я не принял вызова и остался твоим рабом.
— Весьма мало покорный, который привлекает на себя весь блеск, не давая никому блистать рядом с ним.
— Разве я действительно такой блестящий? — спросил принц. — Ты против воли воздаешь мне хвалы, в которых всегда мне отказывала.
— Перестань насмехаться! — вскричала Йодожими. — Я с радостью говорю тебе, что пусть тебя все любят и прославляют, а я ненавижу тебя!
