— Сейчас ты был удивлен бездействием Аруфзы в долине: он ждал, чтобы лучшая часть вражеской армии вошла в этот проход, чтобы загородить ей выход.
— В таком случае они пропали! — сказал сегун. — Прости, храбрейший из моих воинов, что я на минуту усомнился в тебе, но отчего ты не предупредил меня о том, что произошло?
— Государь, — сказал генерал, — везде шпионы, даже в крепости, во дворце, в моей комнате. Одно подслушанное слово — и они были бы предупреждены. При малейшем шуме птица, которую вы хотите поймать, улетит.
Никто больше не выходил из подземного хода.
— Они надеются спастись, — говорил Йокэ-Мура. — Они вернутся, когда заметят, что отступление отрезано.
Вскоре действительно послышались отчаянные крики. Они были так раздирающи, что Фидэ-Йори задрожал.
— Несчастные! — пробормотал он.
В самом деле, их положение было ужасно. В этом узком проходе, где едва могли двигаться два человека в ряд, где трудно было дышать, эти солдаты, пораженные, обезумевшие от страха, толкались, давили друг друга в темноте, желая во что бы то ни стало света, хотя бы ночного, который казался им блестящим в сравнении с этой роковой тьмой.
Страшным натиском выбросило несколько человек из подземного хода; они упали под мечами солдат.
Среди этих криков неясно слышались слова:
— Пощадите! Мы сдаемся.
— Откройте, дайте нам выйти!
— Нет, — сказал Йокэ-Мура, — для таких негодяев, как вы, нет пощады. Я сказал вам, вы сами вырыли собственную могилу.
Генерал велел принести камней и земли, чтобы засыпать отверстие.
— Не делай этого, умоляю тебя! — сказал Фидэ-Йори, бледный от волнения. — Эти крики раздирают душу. Они говорят, что сдаются; сделаем их пленниками, этого довольно.
— Тебе нечего просить меня, государь, — сказал Йокэ-Мура. — Твои слова — приказание для меня. Эй, вы там! — прибавил он. — Перестаньте выть, вас милуют; вы можете выйти.
Крики усилились.
Выйти было невозможно. При ужасной давке задавило много народа. Трупы заложили отверстие. Они образовали плотный вал, увеличивающийся с каждой минутой. Все должны были погибнуть. Земля дрожала от их топота. Они давили друг друга, кусались, сабли их впивались им в бока. Их латы ломались вместе с их костями. Они умирали среди непроницаемой темноты, задыхаясь в слишком узком склепе.
Напрасно старались снаружи очистить отверстие.
— Какая ужасная вещь война! — вскричал потрясенный Фидэ-Йори, бросившись бежать.
Вскоре крики стали реже, потом водворилось полное молчание.
— Конечно, они все умерли, — сказал Йокэ-Мура. — Остается только закрыть могилу.
Пять тысяч человек погибло в этом подземелье длиною в несколько миль.
Гиэясе подходил сам с пятьюдесятью тысячами солдат к Сумиоси[20]; он был в нескольких милях. Он прибыл по морю, держась подальше от берегов, чтобы его не увидели войска Мосса-Нори, расположившиеся лагерем на побережье провинции Иссе.
Гиэясе быстро узнал все планы защиты, предпринятые генералами Фидэ-Йори, и старался расстроить все замыслы своих противников. Он дал им преградить остров Нипон и, пустившись по морю, опередил их линии и высадился между Осакой и Киото. Ему хотелось как можно скорее осадить Осаку, взятие которой положило бы конец войне. Несмотря на свою болезнь, он добрался сюда, чтобы быть в центре борьбы, так как его ослабевшие нервы не позволяли ему переносить лихорадочное ожидание известий. Это он выдумал вырыть подземный ход под городом и подо рвом, чтобы проникнуть в крепость: он знал, что силой ее не взять. Эта смелая попытка могла удаться. Потеря двух тысяч солдат, взятых в плен на острове Стрекозы, раздосадовала его; но зато его утешил успех генерала Гашизуки, овладевшего деревней по соседству с Осакой. Он с нетерпением ожидал исхода сражения, сидя в своей палатке и поглядывая на океан, на котором качались военные джонки. Море было очень бурно, свежий ветер дул с океана и поднимал высокие волны, вспенивая их острые гребни. Плохо приходилось маленьким судам, рыбачьим лодкам. А флот принца Нагато был как раз в море.
Он отправился из Сумиоси с намерением приблизиться к пункту, занятому врагом, чтобы выведать его силу и узнать, действительно ли Гиэяс дошел до этих мест. Нагато не хотел этому верить. Но поднялся сильный ветер.