Сегун опустил голову.
«Он положительно сошел с ума», — подумал Фидэ-Йори.
Но Йокэ-Мура ответил на его мысль.
— Подожди до завтра, прежде чем осуждать меня, — сказал он, — и не беспокойся, государь, если ты услышишь шум сегодня ночью.
Сказав это, он удалился и пошел отдать приказание своим солдатам.
Он выслал из города две тысячи человек, которые пошли расположиться лагерем на холме, в виду врага.
— Готовятся к нападению, — говорили в Осаке.
Народ занял холмы, башни, все возвышенные места.
Сам Фидэ-Йори поднялся, с несколькими придворными, на последний этаж большой башни Золотых Рыб, в средине крепости.
Оттуда он видел вдалеке солдат Аруфзы, приблизительно восемь тысяч человек, а дальше блеск оружия и брони выдавал врагов, расположенных лагерем около маленького лесочка. На море, в бухте кончала снаряжаться военная эскадра. Улицы города, перерезанные каналами, подобно голубым лентам, заполнились боязливой толпой. Работы были прекращены; все находились в ожидании.
Войска не двигались.
Фидэ-Йори устал смотреть, глухое раздражение начинало подниматься в нем. Он спросил Йокэ-Муру.
— Генерала невозможно найти, — сказали ему. — Его армия вооружилась и готова выступить по первому знаку, но до сих пор только две тысячи человек покинули крепость.
Наконец, к вечеру, враги заволновались. Они двинулись к городу. Солдаты Йокэ-Муры, расположенные на холме, тотчас ринулись вперед. Блеснул огонь, битва началась. Враги были многочисленны. При первой стычке они отбросили войска сегуна.
— Почему Аруфза не двигается? — говорил сегун. — Что это, измена? Я, право, не понимаю, что происходит.
В башне послышались многочисленные торопливые шаги, и вдруг на площадку вышел Йокэ-Мура.
В руках он держал большой пук рисовой соломы. Люди несли за ним хворост.
Генерал быстро отстранил придворных и даже сегуна. Он устроил огромный костер, потом поджег его.
Вскоре взвилось пламя, светлое, блестящее. Его зарево осветило башню и помешало видеть долину, охваченную сумерками.
Иокэ-Мура, свесившись через перила, заслонил глаза рукой и старался разглядеть в темноте. Он заметил движение армии Аруфзы.
— Хорошо, — сказал он.
Он быстро спустился, не отвечая на многочисленные вопросы, которыми осаждали его со всех сторон, и стал недалеко от того места, где должен был кончиться подземный ход. Он должен быть окончен, так как уже с середины дня стук кирки прекратился. Оставили только небольшую часть земли, которую надо было пробить в последнюю минуту.
Вечером генерал стал прислушиваться, и вскоре он услышал глухой шум шагов. Враг вступил в подземелье. Тогда-то Йокэ-Мура зажег этот огонь на башне. Поэтому знаку Аруфза должен был двинуться и напасть на врага с другого конца подземного хода.
Наступила полная ночь. Йокэ-Мура со своими солдатами ждал в глубоком молчании.
Наконец послышались тихие удары. Стучали осторожно, чтобы производить как можно меньше шума.
Генерал со своими солдатами прислушивались, неподвижно стоя в тени. Они слышали, как падали куски земли, потом она рассыпалась, и можно было расслышать дыхание работающих.
Вскоре из отверстия показалась человеческая фигура. Она обрисовывалась на тени более черной, чем темнота. Фигура вышла, за ней следовала другая.
Никто не шевелился.
Они продвигались осторожно, оглядываясь со всех сторон. Дали выйти около пятидесяти человек, потом вдруг с дикими криками ринулись на них.
Они пытались укрыться в подземном ходе.
— Нас предали! — кричали они своим товарищам. — Не выходите, бегите!
— Да, изменники, ваши происки открыты, — сказал Йокэ-Мура, — и вы сами вырыли себе могилу.
Все те, которые вышли из подземного хода, были перерезаны. Крики умирающих наполняли крепость.
Прибежали с огнями. Явился сам Фидэ-Йори, среди шпалер, слуг с факелами.
— Вот что я искал, господин, — сказал ему генерал, указывая на зияющее отверстие. — Как ты думаешь теперь, хорошо бы я сделал, если бы покинул крепость?
Сегун молчал от удивления при виде опасности, которой он избежал.
— Никто больше не выйдет живым оттуда! — вскричал генерал.
— Но я думал, что они убегут через другой выход, — сказал Фидэ-Йори.
