Он хрипел и рычал, метаясь туда и сюда от мечей и топоров. Страх проводил лезвием по нервам, заставляя напрягать каждый мускул. Где-то внизу живота разрасталось непонятное чувство, от которого он чувствовал себя легче пушинки. А все вокруг двигались всё медленнее и медленнее.
Легко поймал меч противника своим, раскрутил, выбил из рук, рубанул по шее, резко развернулся на неясную тревогу, подался вперёд, уходя от удара топора, резанул по бедру, опрокинул пинком, отскочил от неловкого укола, уколол в ответ сам.
Кровь на его руках. Кровь на его лице. На его мече. Кровь повсюду…
Как в родном Нордваде.
Жилистый усач отскочил от его удара, и меч врубился глубоко в бортик. Усач победно взвыл и отвёл для удара топорик.
Варг прыгнул на него, повалил на палубу, рыча и брызжа слюной.
— Вот, — прохрипел он, схватив руку противника и ударив ей о доски. Отпихнув упущенный врагом топорик, он схватился двумя руками за его голову. — Смотри!
Куда, зачем и кому смотреть — он не знал. Он видел только одно — как уверенность в глазах усача сменяется ужасом.
Варг приподнял его голову и с силой ударил о палубу.
Раз. Другой.
Третий.
Четвёртый. Пятый.
Шестой.
Он хрипел, дрожа и ненавидя всей душой этого человека и всех, кто пришёл с ним. Он ненавидел его за то, что этот человек и его друзья поливали их корабль стрелами. Ненавидел их за то, что они не захотели разойтись мирно.
Ненавидел их за то, что заставили его опять брать оружие в руки.
Его не беспокоило чувство ужаса, отвратительное предвкушение того, что в спину или в шею вопьётся сталь.
Он хочет расшибить башку этого сукина сына в фарш.
В фарш, он сказал!
Удар. Удар, удар.
Кровь повсюду. Кровь на глазах. Кровь на его голых руках. Кровь на палубе, размывается брызгами.
Кровь. Кровь. Кровь…
— Парень! Парень! — чей-то голос донёсся до него как из-за стены.
Парень? Наверное, это его зовут… Или нет?
Чьи-то руки вцепились в его плечи, опрокинули и потащили назад.
По мокрой, окровавленной палубе.
Сил сопротивляться уже не было, и он просто закрыл глаза, часто дыша и всхлипывая.
— Всё закончилось, тише, тише, — голос… Капитана, да.
— Мы живы? — прошипел Варг, моргая и пытаясь протереть глаза.
Вышло не очень — лишь размазал кровь по лицу.
— Мы выиграли.
Варг и раньше видел победу, и каждый раз она выглядела дерьмовее предыдущего.
Всё вокруг завалено трупами. И своих, и чужих. Их кровь, смешиваясь, разливалась огромными лужами по всей палубе. С рулевого возвышения свисал труп красивого парня.
Интересно, кем он был, подумал Варг, вставая. Колени дрожали, сердце грохотало, а мысли путались, как после пьянки. Он вздохнул-всхлипнул, пытаясь не упасть.
— Такие вот дела, — капитан, весь окровавленный и осунувшийся, хмуро смотрел на копошащийся экипаж своего корабля. Кто-то с ненавистью добивал выживших нападавших, кто-то извлекал из-под груд тела своих раненных, кто-то мародёрствовал.
Кто-то тихо сидел. Кто-то плакал.
— Это ты на севере так научился мечом махать?
— А? — непонятливо скривился Варг, сглатывая железный привкус во рту.
— Говорю, ты отменно рубился, — капитан указал на трупы вокруг. — Ты вроде как пятерых или шестерых положил.
— Восьмерых, — прохрипел Варг, опираясь руками на колени и часто дыша. В горле першило, а руки и колени страшно дрожали.
Восьмерых. Он убил восьмерых. Оборвал восемь жизней. Украл будущее восьмерых людей, которые могли стать кем угодно.
Могли — а станут кормом для рыб.
Твою мать…
— У вас в Нордваде все так мечом махать горазды? — опасливо поинтересовался капитан, принимая из рук моряка флягу.
— Все, — заверил Варг.
Он смотрел на трупы полураздетых моряков, покрытых потом, водой и кровью — а видел закованных в железо северян.
Он помнил Резню у Мельницы. Десять минут боя, пятьсот двадцать семь солдат с одной стороны, четыреста девяносто восемь с другой.
На десятой минуте у первой стороны бойцов не осталось, а у второй осталось двадцать два дрожащих от ужаса пережитого йормвинга.
И он, двадцать третий, насмешка богов над шрамированными многолетними ветеранами.
Десять минут — и тысяча два трупа. Счёт войны — так тогда сказал отец, закрывая навсегда глаза собственного брата.
