Желтая маска - страница 19

Шрифт
Интервал

стр.

Из-за двери соседней квартиры № 14 донесся насмешливый женский голос:

— Смотри, смотри! Она еще держит их у порога, как нищих.

Слышимость была отличная.

— Ах, как я рассеянна! — воскликнула вдруг жена профессора. — Я думала, что мы разговариваем уже в прихожей. Заходите, дети, заходите! Мне очень приятно.

Я и Крум поспешили войти в квартиру, пока соседи профессора еще не успели покинуть свой шпионский пост. И все-таки мне не хотелось, чтобы нас приняли за навязчивых людей, а потому еще в коридоре, у оленьих рогов, я сказал:

— Товарищ Стремская, я уже у вас был.

— Неужели? — снисходительно улыбнулась она.

— У вас в гостиной большой полированный стол, четыре тяжелых красных кресла и кружевные шторы.

Старушка посерьезнела.

— Откуда ты знаешь? — удивилась она.

Я продолжил, оставив ее вопрос без ответа:

— Налево вход в кухню, а в самой кухне — электроплита, белый кухонный шкаф, стол, два стула. Спинка одного стула шатается, потому что болт развинтился. Стеклянная дверь на балкон…

— О!

— Сахар вы держите в фаянсовой банке, разрисованной зайчиками.

— А!

— Из этой сахарницы товарищ профессор угостил меня десятью кусками…

Старушка страшно испугалась:

— А он сам ел?

Я ответил совершенно откровенно:

— Нет.

— Хорошо, что не ел! Восьмой год у него сахарный диабет, а он все еще любит сладкое! Потом весело добавила: — Теперь я совсем поверила в то, что ты симпатичен моему мужу. И что ты приходил сюда, когда меня не было дома. Мне только непонятно, как это тебе удалось настолько расположить его к себе, что он пригласил тебя вторично. И не одного, а с приятелем, которого он совсем еще не знает…

— Ну и что же, что не знает? — вмешался Крум. — Если ваш муж друг Саши, а Саша — мой друг, то это значит, что я и ваш муж тоже друзья. Наша учительница арифметики сказала: «Две величины, равные по отдельности третьей, равны и между собой». Я полностью с ней согласен.

Крум вытер со лба капли пота, пролитые ради общего дела. Он был очень доволен собой.

— Хорошо, хорошо! — окончательно сдалась старушка. — Не хочу с вами спорить, но это мне не мешает удивляться. Потому что к нам, милые детки, приходят только профессора, научные сотрудники и электротехники, чтобы починить проводку.

Через ее плечо я заглянул в гостиную. Это было не слишком прилично, зато с намеком — старушка вспомнила, что нас надо пригласить:

— Проходите, проходите! Почему такая неуверенность? И, разумеется, садитесь. Я так люблю, когда нас посещают люди, но их так мало бывает здесь! И угощать люблю. Вам будет нелегко угадать, что я вам предложу.

— Ореховое варенье! — облизнулся Крум.

— А вот и не угадал! — засмеялась профессорша. — Не такой ты ясновидец, как твой приятель. Такого варенья я не делала никогда в жизни. Не люблю его.

Мы уже сидели в гостиной. Хорошо сидели: в таких креслах и спать можно было бы, если б сверху не свисала четырехламповая люстра. А пироги, которыми нас угостила наша любезная хозяйка, оказались вкусные, мягкие, в них было много орехов и почти не было скорлупы. Тему разговора мы тоже избрали единодушно: каждый пусть говорит о том, в чем больше разбирается. Так мы с Крумом были осведомлены о лицевой и изнаночной сторонах вязания, о кружевной и английской вязке, а старушка Стремская — о положении футбольных команд в классе «А» и об английской тактике на мировом чемпионате.

В половине седьмого кто-то хлопнул дверью. Послышалась песня «Грудь свою розой укрась».

— Профессор! — сказал я.

— О, да! — согласилась старушка и потерла щеки так, что на них появился румянец.

Я выглянул в коридор со словами:

— Добро пожаловать! Добро пожаловать! Мы вас заждались!

Там стоял человек — пожилой, бородатый, в черном костюме и красной шелковой бабочке на белом крахмальном воротничке. Точно, как профессор Стремский, но это был не он! У этого плечи были сутулее, а борода — белее.

— С кем имею честь? — спросил человек, щурясь от сильного света гостиной. Точно такой же писклявый голос, как у профессора, но это был все же не он! Этот голос звучал слабо, как-то неуверенно. Примерно так, если бы Жора Бемоль на своей скрипке взял верхнее «до» после Паганини и сказал бы, что тон один и тот же.


стр.

Похожие книги