— Говоркова, наверное, увидела вас в тот момент, когда, покончив с Грушиным, вы направлялись в раздевалку?
— Когда я только вылезала из бассейна, — поправила меня Надежда.
— Ага! Я догадывалась, что она что-то видела, но не хочет мне говорить. Наверное, вы знали за ней какие-то грехи и пригрозили, что откроете ее тайну, если она выдаст вас. Она говорила мне, что была в душе, и стояла на своем даже тогда, когда ее опровергли Шубин и Купцова. В том, что она не могла утопить Грушина, я была уверена на сто процентов, она всегда еле держалась на воде. Так чем же вы ее так запугали?
Лужина ехидно усмехнулась.
— Пообещала, что расскажу о том, сколько мы нахапали взяток. Может быть, это и нельзя доказать, но она перепугалась до смерти. Наверное, боялась, что как-то повредит этим своему благодетелю — Верещагину.
— Раз уж вы все равно шантажировали Говоркову, не лучше ли вам было бы сказать, что вы были в раздевалке вместе? — Я стала разбирать ситуацию, как разбирают партию шахматисты. — Тогда у вас было бы хоть какое-то алиби.
— Наверное, это было ошибкой, — с каким-то безразличием откликнулась она, — в тот момент мне показалось, что будет лучше, если мы скажем, что были в разных местах.
— Значит, это вы бросили мне в почтовый ящик письмо с угрозами, когда я была у Говорковой?
— Я надеялась, что это вас остановит, не хотела больше жертв. Когда я рассказала о том, что случилось, Феликсу, он сказал, чтобы я ни о чем не беспокоилась. Оказалось, что Грушин когда-то тоже был саентологом, но вышел из организации и попал у них в категорию «потенциальный источник неприятностей». Утопив его, я как бы оказала организации услугу, и они решили помочь мне.
— Они заложили мину с часовым механизмом под днище моей «девятки», я только чудом осталась в живых.
— Я не знала… — Лужина опустила глаза.
— А как же Беркутов? — Я никак не могла понять, что же происходит в ее мозгу. — Ведь он же ваш друг?
— Рано или поздно его все равно бы отпустили, — устало выдохнула она, скосив глаза на книжный шкаф.
— Очень в этом сомневаюсь, — я покачала головой, — вы же не понаслышке знакомы с милицией!
В этот момент я не чувствовала к ней ни малейшей симпатии, хотя в начале разговора в моем сердце теплилось сочувствие.
Лужина тяжело поднялась с кресла, собрала с пола валявшиеся книги и положила их на полку. Потом она повернулась ко мне. Ее отнюдь не дрожащая рука сжимала рукоятку самого настоящего «вальтера».
— Теперь вы все знаете, — сухо произнесла она, — но это вам не пригодится. У меня нет выбора, вы сами мне его не оставили.
В ее голосе звучала неприкрытая угроза, взгляд горел непреклонной решимостью, губы кривила злобная усмешка.
— Я вам не говорила, что кроме плавания я занималась еще и стрельбой? — Ее тонкие губы расползлись в недоброй улыбке.
По тому, как уверенно она держала в руках оружие, было понятно, что она не блефует. Скажу честно, такого поворота событий я не ожидала. «Как будем выкручиваться?» — деловито спросила я себя, стараясь не терять самообладания.
Я сидела в кресле, Лужина с пистолетом в руке стояла в трех шагах от меня. У меня не было никакого сомнения, что она воспользуется своим выгодным положением.
Обычно непроницаемое лицо Лужиной теперь светилось злобной иронией: она явно наслаждалась произведенным эффектом.
Буквально припертая ею к стенке, я как можно спокойнее сказала:
— Вы же понимаете, какой шум произведет выстрел. Вам не уйти.
— Мне все равно, — в ее глазах пылало безумие, — я же вас предупреждала, но вы, наверное, слишком высокого мнения о себе, считаете себя супервумен.
— Да нет, это скорее вы у нас супервумен, — отважилась я противоречить ей в такую критическую минуту, — так ловко меня провели.
В этот момент браслет, который я до сих пор держала, как бы сам собою выскользнул у меня из рук. Я сделала вид, что собираюсь поднять его, и резко потянула длинный ворс ковра на себя. Прием не новый, но оправдавший себя. Лужина потеряла равновесие и упала на спину, выпустив «вальтер». Дальше все было делом техники: я вывернула ей руки и защелкнула на них уже настоящие наручники.
