Вот и в этом, подумал Удэ, справляясь с замком, мой отец ничего не смыслил.
Он вошел в полумрак дома. Уловив шум, постоял в прихожей. Некоторое время вслушивался в мычание и стоны. Можно было подумать, что он рядом с обезьяньим вольером в зоопарке. Слышалось ритмичное поскрипывание кроватных пружин.
Удэ достал четыре куска веревки из воловьей шкуры. Он предпочитал именно такую, потому что она была мягкой, но прочной. Он направился дальше.
Прошла минута, прежде чем он понял, что из разных комнат гавайцы переместились в одну спальню. Дверь была открыта. Он видел все, что делается внутри.
Один из гавайцев занимал кровать. Девица лежала под ним. Просто удивительно, с какой скоростью он проделывал это на ней. Другой гаваец лежал на спине на полу. Его девица стояла над ним на коленях. Она поднималась и опускалась, упираясь руками ему в грудь. Его глаза были закрыты. Удэ был обут в туфли на мягкой подошве, сделанные на заказ в Токио. Он бесшумно вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
Пять человек в комнате, и только он один абсолютно неподвижен. Мгновение, и на смену неподвижности пришло стремительное движение. Подскочив к кровати, Удэ схватил гавайца за запястья и начал заводить ему руки за спину. Картинным движением, увидеть которое можно было лишь в голливудских вестернах, Удэ связал его скрещенные сзади руки. Узел был особенный, он затягивался тем туже, чем больше брыкался гаваец.
Удэ тотчас занялся парочкой на ковре. Он ударил ногой. Стальная набойка на носке пришлась девице в горло. Она закашлялась, поперхнулась и медленно опустилась на вялый член гавайца.
Удэ отбросил ее в сторону. Гаваец открыл глаза. Они еще были полны наслаждения, похоть притупила его реакцию. Удэ ударил его чуть пониже грудной клетки, а когда гаваец начал сгибаться, нанес удар в область желудка. Вторым куском веревки связал ему руки.
Услышав за спиной шум, обернулся, резко ударил правой ногой. Первая девица пыталась выбраться из комнаты. Удар пришелся в бедро. Услышав ее стон, Удэ отвернулся еще до того, как она упала.
В этот миг лежавший на кровати гаваец поднялся на ноги.
— Кто вы, черт возьми? — закричал он, срываясь от страха на визг.
Ударом ноги Удэ опрокинул его на пол, а временную передышку употребил на то, чтобы связать девиц. Покончив с ними, стал наблюдать, как корчатся гавайцы.
Тот, которого Удэ ударил в грудь, изловчился и обеими ногами врезал японцу по бедру. Удэ замычал, качнулся вперед, и носок его башмака врезался сбоку в шею гавайца. Удар оказался неудачным. Он сломал гавайцу шею и, когда Удэ опустился рядом с ним на колени, взял обеими руками его голову и заглянул в глаза, смотреть уже было не на что.
— Вы убили его! — закричал второй гаваец. Девицы запричитали.
— То же самое случится и с тобой, — сказал Удэ, — если ты не расскажешь.
— Что я должен рассказать? — спросил гаваец.
— Чего от вас хотел толстяк Итимада?
— А кто такой толстяк Итимада?
Удэ ударил его ребром ладони. Это был точный, рассчитанный удар в сердце, он привел гавайца в ужас. Его лицо побелело, он хватал ртом воздух. Из глаз брызнули слезы. Удэ ждал.
— Отвечай, — сказал он.
— Катафалк! — Гаваец зажмурился. Он тяжело дышал. — Женщина за рулем катафалка!
— Что?
— В аэропорту Кухулаи! — выкрикивал гаваец. — Приехал катафалк, чтобы принять гроб, прилетевший с материка!
— Откуда именно?
— Нью-Йорк, Вашингтон, точно не знаю.
— Почему ты был в аэропорту?
— Из-за красного шнурка.
— Какого красного шнурка?
— Развяжите меня, — сказал гаваец, — и я покажу его.
Удэ развязал веревку, и гаваец начал растирать запястья.
Вместе с ним Удэ подошел к шкафу. Гаваец открыл один из ящиков и стал рыться в нижнем белье.
— Вот. — Он вынул небольшой кусок заплетенного в косичку красного шнурка. Тот был настолько темным, что казался скорее черным.
Удэ взял шнурок в руки.
— Где ты это достал?
— В аэропорту. В камере хранения. Итимада велел нам забрать ключ. В отеле. На имя Майкла Досса.
Досс! Сын Филиппа Досса! Удэ наконец начинал понимать, в чем дело.
— И тогда ты увидел катафалк?
— Да. Я ждал брата. Он отошел по нужде. Я обратил внимание на женщину, потому что она знала о людях толстяка. Тех, что снимают на пленку всех, кто прилетает и улетает. Она их обходила.
