— И что случилось дальше? — спросил Удэ.
— Вы собираетесь меня убить?
Удэ улыбнулся.
— Если не расскажешь все, что меня интересует. Мужчина сглотнул слюну, потом кивнул.
— Пока она заполняла бумаги, чтоб забрать гроб, я подошел к катафалку. Вот тогда я и увидел. На переднем сиденье лежала нарисованная от руки карта. Я взглянул на нее. Это была дорога в Хану. Одно место было обведено кружком. Дом толстяка. Тот, которым он пользуется раза два в год, когда хочет отдохнуть от дел и от семьи.
В дом толстяка доставляют гроб, подумал Удэ. Что происходит?
— Хана — это на другой стороне острова? Захолустное местечко. А где именно находится дом?
Гаваец ответил. Удэ решил, что пора ослабить нажим.
— Чем это толстяк занимается?
— Да он ничего не знает.
— Откуда тебе это известно? — спросил Удэ.
— Потому что он стал ленив. Он говорил, что раньше сам присматривал за домом. А теперь нанял для этого нас. Мы там были недели две назад, проверяли, не налетела ли с гор мошкара. Ни вода, ни электричество не включены. Он никого не ждал.
Совсем интересно, подумал Удэ. Он помолчал.
— Ты говорил толстяку о том, что видел в аэропорту?
— Вы имеете в виду женщину? Нет еще. — По щекам гавайца текли слезы. — Брат сказал, не надо. Толстяк однажды оставил его на улице. С собаками. Вы понимаете? С доберманами. С того момента брат возненавидел толстяка. «Мы берем его деньги, — говорил брат. — И все».
— Кто был за рулем? — спросил Удэ. — Женщина?
— Не знаю, — сказал гаваец. — Пожалуйста! Я вам все сказал. Отпустите меня!
— Хорошо, — мягко произнес Удэ.
Ребром ладони он сильно ударил гавайца по шее и опустился рядом с ним на колени. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза. Сломался перстневидный хрящ. Гаваец начал задыхаться.
Удэ продолжал вглядываться в его лицо, хотя широко раскрытые глаза гавайца дико блуждали, будто ища спасения от неизбежного.
Руки Удэ удивительно нежно легли на лицо гавайца. Теперь Удэ говорил по-японски, обращаясь к своему умершему отцу:
— Ты оставил жену. Оставил сына. Я не мог заставить тебя заплатить за те страдания, которые по твоей вине выпали на долю людей, когда-то любивших тебя.
Пальцы его скрючились.
— Тех.
Руки отпустили уже начавшую сереть плоть.
— Кто.
Мышцы напряглись.
— Когда-то.
Руки занесены над вздрагивающими веками.
— Любил.
Пальцы впиваются в плоть, и раздается крик.
Убийцы или его жертвы?
— Тебя.
Удэ плакал, прижавшись лбом к лицу гавайца.
— Отец.
Через два часа Удэ был в Хане. Мошкары в доме не оказалось, но что-то живое было. Вернее, кто-то.
* * *
Майкл летел над Тихим океаном, будто пущенный по воде камень. Соединенные Штаты остались позади, а Майкл все не мог забыть того, что сказал ему дядя Сэмми.
Он пытался разгадать загадку Филиппа Досса.
На него нахлынули воспоминания. Вот Филипп Досс при ехал в Японию. В школу Тсуйо, на выпускные экзамены Майкла.
Майкл увидел, как отец входит в додзё.В руках у него продолговатый тонкий сверток, упакованный в пеструю японскую бумагу. Филипп пришел вовремя. Майкла вызвали на середину татами. Как и у других учеников, у него была толстая стеганая одежда, а на лице — маска с металлической решеткой для защиты от удара боккен,деревянного меча, которым пользовались ученики.
"Тендо, -сказал Тсуйо, — это Путь Неба. Это Путь Правды. Это образ нашей жизни. Тендо дает нам понимание... окружающего мира... и самих себя. Не поняв тендо, мы не поймем ничего".
Тсуйо подошел к Майклу и вручил ему боккен. Затем вернулся на свое место у края матов.
«Не обладая пониманием, мы приобщаемся ко злу и будем постоянно выбирать пути зла, хотим мы того или нет. Потому что, отвернувшись от тендо, мы потеряли способность распознавать зло».
Два ученика, вооруженных боккен, подступили к Майклу с разных сторон. Они напали одновременно, как по команде.
Но Майкл уже был в движении. Именно это Тсуйо и называл шансом дзэн. Он скрестил свой боккен с мечом первого нападавшего, отводя и прижимая к земле клинок. Майкл тотчас же отступил и, повернувшись влево, резко опустил свой деревянный меч на руки второго нападавшего. Он атаковал снова и снова, разрушая спешно возводимую застигнутым врасплох учеником защиту, пока меч не выпал у того из рук.
