Павел Иванович нахмурился. Его душу раздирали сомнения. Нет слов, ему было бы гораздо спокойнее, если бы его убедили, что никакой мистики не существует, но он все же не забывал, что речь идет о его детях, а детей своих Павел Иванович любил, хоть и не объявлял об этом каждому встречному и поперечному.
— Ну, если так… — протянул он, — возможно, ты и прав… Базиль говорил мне, что его сыну армия не по душе. Вот, значит, что…
— Я боюсь, — пролепетала Александра Евгеньевна и снова заплакала. — Что бы вы там ни говорили, вы меня не убедите! Боже мой, ну что вам стоит убрать это проклятое ружье из кабинета? — Она повернулась к сыновьям. — Вы ведь не всерьез, да? Вы останетесь завтра дома? Я буду ужасно волноваться, я, наверное, с ума сойду…
— Мама, — твердо сказал Володя, взяв ее за руки, — я тебе обещаю: мы будем очень-очень осторожны… Ничего с нами не случится!
— Случится, случится, я знаю, что случится, я это чувствую! — простонала Александра Евгеньевна, заливаясь слезами. И именно этот момент выбрал негодник Вася, чтобы заглянуть в гостиную, направить игрушечный пистолетик на Колю и громко крикнуть: «Пиф-паф!» Коля дернулся, Павел Иванович недовольно крякнул, а Александра Евгеньевна пронзительно закричала и упала на пол в глубоком обмороке.
— Дуэль, — сказал Сергей Васильевич.
— Что? — с удивлением спросила Амалия.
Соратники, сообщники, называйте их как хотите, сидели в маленькой комнатке по соседству с залом для фехтования и пили чай. Впереди у них был целый час для отработки самых разнообразных навыков, а пока оба отдыхали и набирались сил.
— Ну, то, что было во втором сне, — пояснил Ломов, усмехаясь. — Я слышал, молодой Истрин не очень-то ладит с близнецами, так что ставлю на дуэль. А что? Самое надежное предсказание — то, которое собираешься осуществить сам.
Амалия открыла рот, чтобы спросить, не приходилось ли ее собеседнику самому прибегать к такого рода предсказаниям, но она вспомнила, что Сергей Васильевич не любит делиться подробностями прошлых дел, и решила, что лучше сейчас не тратить время на бесполезные расспросы.
— Думаю, — продолжал меж тем Ломов, — что Арсений вызовет кого-нибудь из близнецов на дуэль и прикончит его. Вот вам и выстрел, сударыня, вот вам и падение, которые присутствовали в его видении. Можно даже стреляться на берегу Финского залива, чтобы весь сон стал явью.
— Ага, — с удовлетворением промолвила Амалия. — Значит, вы, Сергей Васильевич, тоже ломаете голову над этими снами?
— Поскорее бы нас отправили на дело, — вздохнул Ломов, не отвечая на ее вопрос. — Я уже заждался, ей-богу. Чего они медлят, не понимаю…
— Действительно, — протянула Амалия и задумалась. Сергей Васильевич посмотрел на нее и, не удержавшись, покачал головой.
— Вы, сударыня, отвлекаетесь на несущественные мелочи, — проворчал он. — Несущественные, само собой, по сравнению с нашим заданием. Какая для нас разница, что случится с близнецами или не случится и почему кто-то видит сны, которые ни с того ни с сего стали сбываться? Вы меня простите, Амалия Константиновна, но после вечера у графини Хвостовой вы ходите сама не своя. Может быть, лучше предоставить сны профессору Ортенбергу, а мы займемся нашими земными делами?
— Что ж, — сказала Амалия, хмуря свои тонкие брови, — если я не найду удовлетворительного объяснения, мне, наверное, только и останется, что положиться на господина профессора. Но пока время еще есть, так что…
Ломову не нравился настрой его собеседницы. Он считал, что агент Особой службы должен уметь выделять главные цели и подчинять им все второстепенное; а по всему выходило, что для баронессы Корф как раз второстепенное и вышло на первый план. Ей нет дела до того, что они могут не вернуться с задания, что их вообще могут убить еще до того, как они выполнят свою миссию; она даже не пытается понять, что их провал будет значить для страны, — подавай ей разгадку таинственных снов, и все тут. Но самое неприятное заключалось в том, что Сергей Васильевич и сам был не прочь узнать, что же, собственно, значила вся эта чертовщина.
— Хорошо, — сказал он вслух, — давайте попробуем найти объяснение вместе. Итак, первая версия заключалась в том, что Оленька Левашова рассказала некий сон, который Арсений принял за свой кошмар, приснившийся ему накануне. Он не помнил хорошенько, что его так напугало, но ему показалось — по некоторым деталям, которые упомянула девушка, — что это тот же самый сон. Все верно?
