— Ну что, как планировалось, организуем маленький фуршет, без всяких там жареных куриц и осетров под соусом? — Палаткин остановился в дверях и широким жестом указал на заваленный всевозможными баночками и коробками кухонный стол.
Юля дошаркала до табуретки, села и только потом взяла в руки первую попавшуюся жестянку. С бумажной этикетки хищно улыбалась какая-то рыба, по виду страшно напоминающая пиранью, но надпись гласила, что это макрель в грибном соусе.
— И как ты все это собираешься подать? — она кивнула на стол.
— Ну, это уже твое дело. Ты сегодня здесь хозяйка, ты — владелица кухни, так что придумывай, а я буду ассистировать.
— Хорошо… Тогда для начала посмотрим, что это за селедка…
Юля потянула за колечко, жестяная крышка легко отогнулась, и капли жирного красного соуса остались у нее на пальцах. Кусочки филе плавали довольно глубоко, и соусная гладь угрожающе колыхнулась, готовясь выплеснуться на белую кружевную блузку.
— У тебя есть какой-нибудь фартук? — спросила она, отставив в сторону руку с измазанными соусом пальцами и держа открытую банку в другой. Палаткин растерянно пожал плечами, а потом, не говоря ни слова, бросился из кухни. Вернулся он с темно-синей мужской рубашкой.
— На, надень сверху… Это не фартук, конечно, но все-таки лучше, чем ничего.
Юля поставила банку на стол, сполоснула руки и послушно накинула рубаху, не застегивая ее на пуговицы. Рубашка доставала ей почти до колен, она была новенькой, тщательно отглаженной и не пахла ничем, кроме свежести и чистоты. Но Юле вдруг показалось, что она узнает легкий аромат мужской туалетной воды, сигарет и еще запах кожи Сергея, едва уловимый и влекущий… Она быстро отвернулась к рабочему столу и начала выкладывать кусочки филе на тарелку. Палаткин продолжал стоять в дверях, одной рукой упираясь в косяк.
— Юля, — вдруг спросил он негромко, — ты не очень сердишься на меня за этот вечер?
— Нет, — ответила она, не оборачиваясь, — просто все немного странно… Когда мы начинали эту авантюру, я планировала «поразить» только свой экономический отдел, а теперь в игру оказались втянутыми совершенно посторонние люди.
— Ты расстроена?
— Я же говорю: нет… Так, наверное, будет даже лучше…
Сергей кивнул головой, соглашаясь неизвестно с чем, скорее всего, со своими собственными мыслями, а потом задумчиво, взвешивая каждое слово, произнес:
— Юля, я хочу тебе сказать…
— …Да, так будет лучше, — продолжила было она, но остановилась. — Я тебя перебила?
— Нет-нет… И почему так будет лучше?
Юлька вытащила из банки последний кусочек, отложила вилку на край тарелки и повернулась. В глаза Сергею она смотреть избегала, поэтому, поднеся близко к лицу собственные ногти, начала выискивать невидимые дефекты в маникюре. Яркое дневное солнце, пробивающееся сквозь шторы, золотило ее щеку и заставляло слегка вздрагивать ресницы.
— Дело в том, что один из приглашенных — мой бывший мужчина. Как раз тот, из-за которого я и вляпалась во всю эту историю… Нет, я не пыталась что-то ему доказать, да и сейчас не пытаюсь. Просто, раз уж так получилось, пусть он увидит, что я счастлива…
— Как я понимаю, это муж той самой актриски? — Сергей отлепился от косяка и засунул обе руки в карманы джинсов.
— Он ей пока не муж…
— Ну, это не важно… Значит, он?
— Да, — откликнулась Юлька тихо, продолжая усиленно изучать ноготь безымянного пальца.
— Ну что ж, — Палаткин качнулся с пяток на носки, — нормальный мужик, производит вполне приятное впечатление. Кроме того, он просто классически красив… Жаль только, что он заставляет тебя мучиться.
— Я уже не мучаюсь… Ты знаешь, я поняла, что уже никогда не буду любить его, что все это кончилось, все в прошедшем времени…
— Да какая разница? — Сергей пожал плечами и улыбнулся. — В прошедшем, в настоящем… Главное, что ты страдала из-за него, и этого достаточно, чтобы он перестал внушать мне симпатию… Ты ведь теперь моя верная боевая подружка, правда?
Последняя фраза, видимо, призвана была спасти положение, слишком уж откровенно, слишком искренне прозвучало это: «ты ведь страдала из-за него». Юля отвернулась, пытаясь скрыть улыбку. Ей почему-то очень понравилось и то, что Сергей явно разозлился при упоминании о Юрии, и то, что он скрыл свою обиду под маской напускного равнодушия.