Правда, не такой красивой, как тогда в ночном клубе. Таня увидела ее еще до того, как погас и без того приглушенный свет, и в ярком сиянии софитов на сцене появились участники конкурса двойников. В этот вечер на Юле было совершенно отпадное черное платье с открытыми плечами. И Таня без тени женской зависти отметила и ее грациозные руки и шею, длинную, изящную, точно выточенную из дерева, редкой и дорогой породы. Юля пришла одна, лицо ее было напряженным, а взгляд ищущим.
Таня сидела за одним из столиков с тремя своими однокашниками и периодически поглядывала в ее сторону Будущие звезды российского кинематографа обсуждали двойников звезд настоящих. Кто-то, кажется, Алик Колмановский, долго и саркастично говорил, что призовые места распределены заранее, и шоу тщательно срежиссировано от первой до последней секунды, со всеми его «случайностями» и «казусами». Потом двойники наконец-то вышли на эстраду, и Таня заметила, как напряглась Юлина спина. К ней уже успел подсесть один из завсегдатаев «Старого замка» и теперь своими разговорами явно мешал ей наблюдать за ходом шоу. Впрочем, для Юли это, похоже, не было развлечением. Татьяна видела, как впивались ее глаза в кого-то, стоящего на сцене, как дрожали ее пальцы, сжимающие тонкую ножку хрустального бокала. Сразу после конкурса она куда-то пропала. Таня вместе со всеми посидела еще немного, а потом тоже собралась идти домой. На сегодня «День Независимости» был закончен, и дома ее ждал любимый и ненаглядный Юрка. Уже выходя из дамской комнаты, она на секунду остановилась. Ей послышались голоса, доносящиеся из маленького полутемного коридорчика.
— Ну и чего вы от меня хотите? — спрашивал мужчина.
— Я хочу, чтобы вы изобразили для моих сослуживиц Сергея Селезнева. Сергея Селезнева, который за мной ухаживает.
Это звенящим, срывающимся голосом произнесла Юля Максакова. Таня была в этом абсолютно уверена…
— Надо же, даже ты запомнила! Значит, и в самом деле в ней что-то такое есть. — Юрий наконец очнулся и тоже принялся за свой ростбиф. Татьяна зубчиком вилки гоняла по тарелке ровные аккуратные куски. Из мяса еще сочился сок, и поэтому за кусками тянулись блестящие следы.
— Знаешь, — проговорила она раздумчиво. — Я, наверное, не очень хочу есть. Гораздо с большим удовольствием я бы приняла сейчас ванну… Простуда еще не прошла, да и вообще в квартире холодно. Не возражаешь, если ты закончишь ужин в одиночестве?
Коротецкий быстро встал с табуретки, сел перед ней на корточки, взял ее теплую кисть в свои руки и поднес к губам. В его зеленых глазах пульсировала тревога человека, сделавшего ошибку, знающего об этой ошибке и теперь волнующегося о том, чтобы ее не заметили другие.
— Таня, — он произнес это с прежней натужной беззаботностью, — а я ведь знаю, почему ты расстроилась! Все вы, женщины, одинаковые. Я слишком много говорил сегодня об этой девушке, и ты заревновала… Ну, правда ведь, заревновала?
Она смотрела не на него, а на электрическую лампочку. Глаза ее были слегка сощурены. Яркий свет, преломляясь на тонких белесых ресничках, рассыпался радужными брызгами. Таня вдруг обратила внимание на то, что ее ресницы настолько светлые, что кажутся прозрачными и полыми. «А темные ресницы Юли наверняка наполнены таинственной черной жидкостью, делающей их тяжелыми и колдовскими, — подумала она безо всяких эмоций. — И кто вообще сказал, что у Офелии были светлые волосы и белая кожа?»
— Тань, ну не обижайся, — Коротецкий продолжал дергать ее за пальцы. — Про ревность я тоже неудачно пошутил. Я понимаю прекрасно, что вел себя не по-джентльменски. Но знаешь, как трудно признать себя виноватым!.. Прости, а?
Татьяна погладила его по щеке, встала и направилась в ванную. Юрий не стал ее удерживать. Она была больше чем уверена, что сейчас он, освободившийся от тяжкого груза мыслей, которыми не с кем поделиться, и одновременно виноватый, начнет суетиться на кухне, расставляя по местам тарелки и чашки и наводя кругом идеальный порядок. А потом сядет возле нее на диване и начнет выспрашивать абсолютно неинтересные ему подробности ее учебного дня. Но реальность превзошла самые смелые ее ожидания. Когда Татьяна вышла из ванной с полотенцем, тюрбаном обмотанным вокруг головы, Коротецкий сидел на кухне с «Космополитеном» в руках.
