— Ну-ну, — спокойно отозвалась Галина, продолжая выравнивать и без того идеально ровную стопку бумаг на столе.
Юлька замерла. Она уже очень жалела, что не заставила Сергея поделиться с ней своими планами. А вдруг он выкинет что-нибудь такое, что она просто не успеет сориентироваться? А вдруг они начнут говорить невпопад и мгновенно станут похожими на первоклашек, забывших слова на школьной линейке, отчаянно делающих друг другу знаки глазами и беззвучно шевелящих губами. Нет, надо, обязательно надо было договориться заранее…
Изредка тишина в коридоре нарушалась звуком чьих-нибудь торопливых шагов, и каждый раз Юля вздрагивала. Но это оказывались то секретарша директора, то тетя Шура, летящая откуда-то со своим ведром и шваброй, то какой-то незнакомый мужчина в длинном драповом пальто и с кожаной папкой под мышкой. Палаткин не показывался. Конечно, может быть, Оленька и обманулась относительно его намерений зайти к ним в банк, а может быть… Юлька даже вздрогнула от внезапно посетившей ее мысли. Чем черт не шутит? Может, это на самом деле был Сергей Селезнев? А что, банк у них относительно молодой, но с хорошей репутацией. Почему бы известному артисту не разместить здесь свой вклад? И тогда вполне понятно, что свои дела он решил на первом этаже и не стал проходить мимо экономического отдела… И вдруг ее бросило сначала в жар, а потом сразу в холод. Цепким умом экономиста она внезапно окинула все возможные последствия визита в банк настоящего Селезнева и поняла, что надо немедленно уходить самой и постараться перехватить у входа Палаткина. «Что будет, если Селезнев столкнется в коридоре с моим Сережей? — Юля еще не успела как следует осознать, что мысленно назвала Сергея «своим», когда новая ужасная мысль окатила ее ледяной волной. — Что будет, если Селезневу понадобится за чем-нибудь зайти в директорский кабинет? А что? Все возможно. Все-таки гость такого ранга! Тогда он неизбежно пройдет мимо полуоткрытой двери экономического отдела, может быть, даже бросит в ее сторону равнодушный, мимолетный взгляд. И все…» Это стало бы не просто крахом, а крахом, после которого уже невозможно будет оправиться.
Ни с того ни с сего заявить, что плохо себя чувствуешь, и попросить отгул — нельзя. Нужно хотя бы создать предварительное впечатление. Юлька намеренно тяжело поднялась со стула, потерла пальцами виски и поморщилась.
— Юль, у тебя что, голова болит? — как нельзя более кстати спросила Оленька, несколько подуставшая уже ждать Селезнева и принявшаяся заниматься своими ногтями. Юля молча кивнула, достала из ящика стола пачку сигарет и направилась к дверям.
— То-то я смотрю, ты сегодня даже не накрасилась, — сочувственно бросила ей вслед добросердечная Зюзенко.
В коридоре было довольно прохладно. Аккуратно прикрыв за собой дверь, Юля направилась к туалету. Втайне она надеялась, что никто из обитательниц кабинета не сможет преодолеть свою лень и встать специально для того, чтобы опять устроить сквознячок. А значит, по крайней мере ближайшие пять минут, они не увидят Селезнева, даже если ему и приспичит идти в директорский кабинет. Курилось ей сегодня плохо. Она захлебывалась короткими нервными затяжками, кашляла едким дымом и не могла заставить свой организм вспомнить то чудесное ощущение покоя, которое обычно дарили качественные сигареты. Одно было хорошо: к тому моменту, когда красный огонек замерцал у самого фильтра, лицо у Юльки стало уже достаточно больным и изможденным. Она бросила на свое отражение в зеркале быстрый взгляд и, опустив окурок в урну, снова вышла в коридор.
Дверь экономического отдела была открыта. И не просто открыта, а распахнута ровно на девяносто градусов. Как будто кто-то, стоящий на пороге, придерживал ее за ручку, не давая ни захлопнуться, ни раскрыться настежь. Юлька сделала несколько неуверенных шагов, внимательно прислушиваясь к гулу голосов, доносившемуся из кабинета. Вот радостно повизгивает Оленька, вот вполголоса говорит Тамара Васильевна. Галины не слышно. А вот еще один, мужской голос. Юля ускорила шаг. Она уже знала, что сейчас увидит, и не ошиблась.
