— Ты извини, мне нужно было сразу спросить, ты живешь одна или с родителями? — Он потянулся, разминая затекшие плечи. — Просто как-то из головы вылетело.
— А какая разница? — искренне изумилась Юля.
— Большая. Если твои родители дома, то мы сделали лишний крюк километров этак в десять…
— Я не совсем понимаю…
— А чего тут не понимать? Под каким соусом ты собираешься меня им представить?
— Я не собираюсь тебя никому представлять, — она нервно затеребила пуговицу под самым воротом пальто. — Провожать меня до квартиры совсем не обязательно. В подъезде светло, со мной ничего не случится…
— Юля, ты уже взрослая женщина, — Сергей нахмурился, — поэтому должна соблюдать правила игры. То, что ты сейчас делаешь, это явный перебор. Я ведь могу на самом деле развернуться и уехать.
— Ну, и пожалуйста! Я только не понимаю, почему ты говоришь это каким-то угрожающим тоном?
Он усмехнулся, словно поражаясь тому, какие бывают странные люди, и зачем-то провел указательным пальцем по дуге рулевого колеса.
— Так, мне все это надоело. Если ты живешь одна, мы сейчас поднимаемся к тебе, если нет — едем ко мне.
— Зачем? — автоматически спросила Юлька, заливаясь краской стыда и от мгновенного осознания глупости вопроса, и от того, что в ту же секунду поняла — «зачем».
— Затем, чтобы заниматься любовью, — спокойно ответил Сергей.
Наверное, правильно было бы тут же выйти из машины, хлопнуть дверцей и, не оборачиваясь, скрыться в подъезде, но она, еще не желая верить в то, что рушатся все ее планы, попыталась защищаться:
— Но ты же тогда, в кафе, сказал, что только довезешь меня до дома и здесь мы распрощаемся… до завтра…
— Ну, и что? Это тоже входит в правила игры. — Палаткин не обратил никакого внимания на довесок «до завтра». — Мне казалось, что ты их понимаешь.
Юлька вздохнула. Ей больше не было ни стыдно, ни страшно, только горько. Она чувствовала, что ее предали. Хотя вряд ли можно обвинять в предательстве человека, не успевшего стать не только другом, но даже приятелем.
— Скажи, а почему тебе так понадобилось спать со мной? — спросила она, уже берясь за ручку двери.
— Ну, прежде всего это понадобилось не мне, а тебе…
— Мне?!
— Конечно. Ведь тебе, как и всем другим, нужна моя специфическая внешность. Нет, тебе — даже больше, чем всем другим. Остальные хотя бы удосуживаются притворяться: мол, я важен сам по себе, такой хороший и такой интересный. А ты прямо сказала, что хочешь похвастаться перед подружками ожившим манекеном с лицом Селезнева. Потешить свое тщеславие, так сказать. Ну, тогда и тешь его по полной программе! Когда я буду тебя целовать, можешь представлять себя на месте подруги Барса или, скажем, Меченого… Здорово, правда?
— Здорово, — согласилась Юля и вышла из машины. Она не сказала Сергею ни «до свидания», ни «прощай». «До свидания» — не очень подходило по смыслу, а «прощай» прозвучало бы с излишним пафосом…
* * *
Понедельник был как понедельник, утро как утро, и Галина как Галина. Вместо приветствия она традиционно осведомилась:
— Ну, как там Сережа?
— Хорошо, — тоже традиционно ответила Юлька, усаживаясь за свой стол.
— Ох, Сереженька, Сереженька, — Галка любовно провела длинными пальцами с красивыми миндалевидными ногтями по настенному календарю, — обратил бы ты лучше внимание на меня! Нет, я не спорю, Юлечка, конечно и красивее, и моложе, но зато я — опытнее. Я-то знаю, что мужчинам не нравится, когда их превращают в частную собственность, прячут от подруг и знакомых, не дай Бог кто отобьет! Я знаю, что мужчины уходят, когда их начинают любить чрезмерно, трястись над ними, ревновать… Все это, Сереженька, тебе еще предстоит испытать на собственной шкуре, если Юленька вовремя не одумается… Кстати, Юль, — она отвернулась от портрета Селезнева и картинно взмахнула ресницами, — тебе не кажется, что пора наконец в корне изменить ситуацию? Скоро банкет по случаю пятилетия банка, так давай приходи туда вместе с Сережей. Пусть он хоть увидит, сколько у тебя друзей и как тебя любят и ценят в коллективе… Да и нам будет приятно посидеть за одним столом со знаменитостью. Вон Оленька уже истомилась вся!
