И вот издалека донесся гул. Это народ приветствовал появление вождя, ехавшего на встречу с королем. Толпа напирала со всех сторон, полиция с трудом расчищала дорогу автомобилю Саада.
— Сейчас мы своими глазами увидим Саада Заглула! — радостно крикнул я Реде Хаммаде.
— Хоть секунду! — восторженно ответил он.
Работая изо всех сил локтями, мы протиснулись почти к самому проходу и увидели медленно приближавшуюся машину, буквально облепленную людьми — они висели на дверцах, стояли на крыше. Мы смотрели во все глаза, но не увидели ничего, кроме груды человеческих тел. Долго мы не могли пережить огорчения.
Уже в средней школе наши пути с Надиром Бурханом разошлись. Минуло сорок лет, прежде чем я встретил его снова зимой 1965 года. Я возвращался со свидания с Амани Мухаммед и зашел в кафе «Астра» выпить чашку кофе. Неожиданно я увидел там Надира, он в одиночестве сидел за столиком. На спинке соседнего стула висел его плащ. Это был тучный человек высоченного роста. Я сразу узнал его. Мне даже показалось, что он мало изменился, хотя ему было за шестьдесят. И волосы поседели только на висках. Я подошел к нему улыбаясь. Он глядел, явно не узнавая, но все же пожал протянутую мной руку. Когда я напомнил ему о начальной школе и о роли, которую он в ней играл, лицо Надира засветилось улыбкой, и он пригласил меня сесть.
— Я с первого взгляда узнал тебя. Ты совсем не изменился, — сказал я.
— У нас в семье все долгожители, погибают только от несчастных случаев, — весело засмеялся он.
Мы вспомнили школьных друзей, я рассказал об их судьбах. Оказалось, что он знает только о Реде Хаммаде, да и то понаслышке. А когда я попросил его рассказать о себе, он заговорил с такой охотой, словно только и ждал подходящего случая:
— После начальной школы я учился в средней в Асьюте: туда перевели моего отца. При правительстве Мухаммеда Махмуда меня исключили. При Наххасе восстановили. При Сидки снова исключили. Потом обвинили в причастности к покушению на него, арестовали, приговорили к десяти годам тюрьмы. Но вышел я раньше — по амнистии при правительстве Наххаса. Тут я понял, что мне все равно не закончить среднюю школу, и «Вафд» назначил меня редактором газеты «Аль-Джихад»[92] в Александрии…
Он немного помолчал, нахмурился, словно собираясь с мыслями.
— Ничто в жизни меня так не огорчило, как конфликт между Мустафой Наххасом и Нокраши. Наххас был вождем, а Нокраши — моим духовным отцом. Когда между ними началась вражда, мне показалось, что в мире что-то нарушилось. Как развивались события, ты знаешь. Мне было тошно смотреть на все это. И когда договор 1936 года поставил последнюю точку на революции 1919 года и мы все-таки, хоть и поздно, получили независимость, я решил отойти от политики. В это время умер мой отец, он оставил мне приличное состояние. Я открыл рыбный ресторан в Сиди-Габер, и дела мои, слава аллаху, пошли успешно.
— Значит, политикой ты больше не занимаешься?
— С 1937 года. Но я продолжаю следить за событиями. Быть может, я единственный владелец ресторана, который каждый день, прежде чем открыть двери своего заведения, внимательно изучает газету. — Он грустно покачал головой. — Дела шли все хуже. Всякий раз, когда «Вафд» проявлял слабость или часть молодежи откалывалась от партии, сердце мое сжималось. Но что поделаешь?!
— Вслед за молодостью неминуемо наступает старость. Таков закон жизни, — вздохнул я.
— Но «Вафд» в нашей жизни — это символ молодости и силы. Скажи мне, в какой исторический период, начиная с эпохи фараонов и до наших дней, народ имел столько прав, как в дни правления «Вафда»? — И со смехом добавил: — А когда произошла июльская революция, я возблагодарил аллаха за свое решение отойти от политики. По крайней мере я принял его по доброй воле, прежде чем меня принудили бы к нему или еще к чему-нибудь похуже…
— Но ты, конечно, оценил заслуги революции?
— Искренность — добродетель. Но я, по совести говоря, не мог простить ей попытки очернить личность Саада Заглула.
— Политика есть политика, — пробормотал я.
— Ты видел похороны Мустафы Наххаса? Это было истинное выражение народной любви к Сааду, к «Вафду» и к величайшей в нашей жизни народной революции…
