— Тьфу, пропасть, — сплюнул за борт Мирослав. — Ладно, поплывем далее.
Он кинул ларец на дно и взялся за весло, правя чуть левее, намереваясь пройти вдоль, но вдали от берега к причалам Тескоко и поговорить с мешиком с помощью индейских переводчиков.
Четыре лодки птицами скользили над темной водой. Не понукаемые никем гребцы налегали на весла так, что тростинками гнулись весла и рвалась на ладонях загрубевшая кожа. Воины сидели, напряженно всматриваясь в волны, за каждой из которых им чудился изгиб змеиного тела. Свежи были в памяти холодные, угольно-черные, смотрящие прямо в душу глаза. Им хотелось кричать, бежать, бить, но в утлых раскачивающихся суденышках энергию девать было просто некуда, оставалось только скрежетать зубами в тщетных попытках унять липкую дрожь. Совсем недавно казалось, что боги их народа — это что-то сказочное, и вот эта сказка пришла к ним и оказалась очень страшной. От могучей флотилии в тысячу лодок осталось всего четыре суденышка. Нет, пять, вон еще одно на горизонте, выплывает из-за небольшого островка. И в нем всего двое выживших.
Да нет, вроде не наши. Один в одежде знатного касика, а второй… Teule?! Никаких сомнений. Нездешнего покроя одежды, волосы на лице, которые у подвластных мешикам народов почти не растут. Вскинулись головы воинов, распрямились спины, пальцы собрались в кулаки. Хоть так отквитаться за поражение и не забытый еще страх.
Ледяная, аж зубы заломило, вода сомкнулась над головой. Лучи света, пронизывая ее насквозь, не приносили тепла. Каблуки заскользили по гладкому дну. Барахтаясь и извиваясь раненым тюленем, Ромка наконец смог нащупать опору, как античный Архимед, и встать. Глубины было едва по грудь. И до выложенного белым обожженным кирпичом берега полсажени едва. Столько же и до другого.
Бассейн? Не похоже. Стены из кирпича справа и слева, а вперед и назад лента воды сколь глаз хватает? Водоток. Акведук на манер римского? Вот, значит, куда их занесло? А вода с гор самотеком идет вниз к столице на обделенных пресными источниками островах посередь соленого озера. Тогда понятно, с чего холод такой — от снега талого. Ромка поежился, осторожно сделал пару шагов поперек течения и, подтянувшись на руках, водрузил зад на теплую стенку. Вода с волос ледяными струйками побежала по спине. Кастаньетами защелкали зубы. Холод-то какой, подумал он, и словно жаром из открытой вьюшки обдало — флорентиец!
В то же мгновение молодой человек оказался на ногах. Огляделся. Ни планера, ни даже каких-нибудь мелких его останков не видать. Снова холодея, Ромка заглянул за парапет. Внизу колыхались под легким ветерком с озера широкие кроны деревьев. Из них, как репка из грядки, выпирало бочкообразное тело опоры, на которой покоилось основание массивного водотока. С той стороны стенки была выложена небольшая дорожка, едва одному человеку спокойно пройти. И в обе стороны, сколь хватало глаз, никаких следов. Внизу тоже нет.
Ромка прищурился на золото-багряное, ласково припекающее солнце. Когда по воздусям летели, оно им в спину светило, а сейчас прям в зенки шпарит. Молодой человек выпрямился и, взмахнув руками, с места перемахнул морозный поток. Качнулся на краю, ловя шершавости кирпича подошвами сапог. Поймал. Уперев кулаки в обожженную глину, заглянул за край. Та же зелень, та же опора. Та же, да не та. С этой стороны, чудом зацепившись за какой-то выступ, болтались переломанные древки с намотанными на них кусками ткани, а ниже — вытянувшееся в петлях бесчувственное тело. Словно повешенный, подумал Ромка и чуть не стукнул себя по губам. Негоже так-то о живом-то. В том, что флорентиец жив, молодой человек не сомневался. Налетевший порыв ветра качнул обломки. Острие одного из копий мерзко проскребло по кирпичу. Заскрипели связующие канаты. Тело глухо бухнуло пятками в стену. Еще немного — и сорвется вниз.
Медлить было нельзя. Ромка лег на живот и вытянулся в струнку, махом опустил ноги в воду, крякнув, когда ледяное потекло в сапоги. Тяжело дыша от давящего на пуп камня, перегнулся и потянулся вниз. До синюшной руки Лоренцо, перетянутой полоской жгута, не хватало пары вершков. Ромка вытянулся еще немного. Вершок. Пол. Матерь Божья, да так и свалиться недолго. Выдохнув, он снова потянулся, коснулся запястья кончиками давно не стриженных ногтей. Мягкими подушечками пальцев. Наконец обхватил вялую кисть. Дернул.
