- Будут гореть, за милую душу, - ответил Урман и пополз следом. Замыкающим был Охрим. Перед тем, как уйти, кузнец бросил ненавидящий взгляд на город, пообещав себе, что в скором времени он сюда вернется. В городе уже приступили к сооружению центральной башни, донжона, резиденции вождя Армана. Донжон строили из того же мягкого, горючего дерева. Олег подумал, что двигунам без разницы, мягкое оно, или жесткое, горит, или нет. Прогрызут, труху оставят.
Дома Утана его "обрадовала".
- Чужаки на поле урожай копают, наши овощи собирают, - сказала она. Шан, сидевшая на лежанке, кинула на него взгляд, полный надежды и боли.
- Дядя Олег, разве мы ничего не можем сделать?
- Не спеши, девочка, каждому овощу свое время.
Она пословицу не знала, задумалась, какие овощи он имеет в виду, не те ли, которые враги выкапывают?
В дом заглянул Понк.
- Тебя Охрим зовет.
- Что случилось? Мы только что с ним виделись!
- Переговорщик от Армана к воротам пришел.
- Чего хочет?
- Мужики опять бузят, Арман предлагает сдать Крепость, обещает на равных присоединить нас к своим деревням, в войско зовет, говорит, пойдем вместе южные земли воевать.
Олега посетило острое чувство дежавю. Недавно Тимаха подбивал народ на сдачу деревни. Теперь эти глупцы готовы поддаться на ту же удочку? Схватил несколько маковых зерен, запихнул в рот, буркнул женщинам: "Скоро вернусь" и вышел вслед за лесорубом. Злость распирала, кол мужикам на голове теши, рот раззявят, уши развесят и слушают, словно показали им небо в алмазах! Пока к воротам добрался, мысли чужие в голове зашевелились. Удивительно, в этот раз посланник вроде бы говорил правду. Обещал взять деревню в объединенную Банту, людей не обижать, мужиков привлечь к воинской службе. Слушал Олег, как переговорщик распинается, какие в Крепости люди смелые и воины справные, и никак не мог понять, где "собака зарыта". Оглянулся на Охрима, тот набычился, того и гляди мужикам юшку пустит. А те столпились у ворот, слушают, крякают от удовольствия, улыбаются, перемигиваются. Вот, мол, мы, какие крутые, сам вождь большой Арман, с нами дружбу водить хочет! Вот-вот какой-нибудь дуралей вроде Тимахи-солнцепоклонника полезет ворота открывать.
Дошло до него, наконец, в чем хитрость, когда прислушался к мыслям самого вождя, который обустраивался в старой Крепости. Посланник уверен был, что говорит правду, да только вождь его обманул, чтобы мужикам мозги запудрить. Прежние злобные, жестокие мысли в голове Армана гнездились, словно клубок ядовитых змей.
Когда толпа придвинулась, а мозолистые руки требовательно потянулись к запорному брусу, Олег обратился к мужикам.
- Сдохнуть хотите? - громко спросил, и так это было неожиданно, что мгновенно наступила тишина.
- Кто там глупости говорит? - раздался из-за ворот голос посланника.
- Возвращайся к вождю, - отвечал Олег, - скажи, я знаю все, что он задумал. - Повернулся к мужикам. - Из вашей кожи барабанов Арман собирается наделать, женок ваших отдать своим воинам на потеху. Детишек в голодное рабство забрать, на тяжелые работы, у него долго не живут, камни заставит таскать для стен. Хотите такую судьбу, мужики? Вы Крепость построили, гордиться должны, любо-дорого посмотреть, ни Арману, ни брану Закраму, горскому вождю она не по зубам. Взять ее можно только хитростью, предательством, что и собирается проделать вождь Банты. Половину деревень он покорил, обещая еды вдоволь и успешные походы на соседей. Кровью и безымянными могилами путь его отмечен. Ворота откроете, мертвым завидовать станете. Решайте, надоело мне вас, остолопов недалеких, уму-разуму учить.
Повернулся и ушел, сколько можно повторять одно и то же? Жаль, недоставало ораторского таланта кузнецу. Здоровенный был, силушкой физической не обделен, а на речи слабоват.
"Закон нужен, - подумал Олег, - чтобы под страхом смерти подчинялись вождю, иначе придет однажды чужой уговорщик, а нас с кузнецом поблизости не окажется, откроет дурачье ворота, и пиши, пропало. Сами не понимают, какое чудо на зависть неприятелю построили. Слабоваты здешние мужички умишком. Может, Охрима царем провозгласить? Попробуй тогда, возрази царю батюшке!". Вернулся домой мрачный, девушки, видя его настроение, с расспросами не лезли.
