Мозг заставил себя успокоиться — необходимо было заняться оценкой ситуации и принятием решения. Эмоции, эмоции… Эмоции — проклятие логики, думал он. Данные, информация — вот что составляло основу его бытия. Но нечто всегда оставалось в тени. Например, новые события видоизменяли старые факты. Мозг многое знал о человеческих существах. Почерпнул из наблюдений, какие проводили его слуги и подопечные; кое-что вывел индуктивно и дедуктивно, а кое-что выведал, поглощая сведения из библиотеки микрофильмов, которую люди оставили в Красной зоне перед своей эвакуацией. Но в этих данных было много лакун!
Мозгу так не хватало способности передвигаться самостоятельно, с помощью собственных сенсоров собирать ту информацию, которую пока он мог получить лишь с помощью курьеров. Это желание вызвало бурю сигналов от спящих и уже почти атрофировавшихся центров контроля над мускульной системой. Насекомые-няньки засуетились по поверхности мозга, питая те его участки, где наблюдалось излишнее возбуждение, а также воздействуя гормонами на зоны, где видна была негативная активность, ставящая под угрозу само его существование.
Атеизм, размышлял мозг, есть состояние химического покоя и уравновешенности. Эти человеческие существа говорили об атеизме и небесах (в религиозном смысле). Данные проблемы ставили мозг в тупик. Разговор же вырос из ссоры и каким-то образом был связан с человеческой моделью воспроизводства себе подобных, по меньшей мере, в той ее части, которая имела отношение к находящимся в аэрокаре людям.
Насекомые на потолке повторяли: «Ждем ваших инструкций».
Моих инструкций… Я… Мне… Мои… Моих…
И вновь засуетились насекомые-няньки.
Вскоре вернулось состояние покоя, и мозг удивился простому факту, что мысли — просто мысли — способны ввергнуть его в расстройство. Эта особенность, кстати, присуща и людям.
— Человеческие существа из машины должны быть захвачены живыми, — скомандовал мозг.
И понял — это был эгоистичный приказ. У него, мозга, накопилось слишком много вопросов к этой троице.
— Подключить все наличные боевые группы, — продолжил он. — Найти подходящее место ниже по течению реки, более удобное, чем в прошлый раз, и отправить туда половину боевых групп. Оставшимся приказываю немедленно атаковать. — И добавил: — Если попытка захватить людей живыми окажется неудачной, приказываю убить их, но сохранить головы, доставив их сюда в рабочем состоянии.
Курьеры были отпущены. Они получили инструкции и понесли их прочь из пещеры на залитый солнечным светом воздух над ревущим потоком реки.
На западе тучи закрыли солнце.
Мозг отметил этот факт. Кстати, шум воды в реке стал сильнее. Значит, в горах прошли дожди. И эта мысль вызвала в памяти картины — мокрые листья, ручейки на лесной подстилке, холодный влажный воздух, ноги, вязнущие в серой глине…
Ноги в этих воспоминаниях принадлежали ему, и это показалось мозгу странным. Но насекомые-няньки имели в своем распоряжении все необходимые химические вещества, чтобы вернуть мозгу безмятежность, и тот, вернувшись в свое нормальное состояние, принялся обдумывать те сведения о кардинале Ньюмане, которыми располагал. И сразу выяснилось, что он не может найти в себе хоть что-то, имеющее отношение к кардиналу Ньюману, которого, по мнению латентной королевы из аэрокара, должен был трахнуть китаец.
Заплатка состояла из листьев, перевитых растяжками для палатки и промазанных коагулятом из пенной бомбы, которую Жуан взорвал внутри поплавка. Аэрокар плавал, приподняв нос, недалеко от берега, и Жуан, стоя по пояс в воде, проверял свою работу.
Прямо над его головой свистели вырывающиеся из раструбов эжекторов ядовитые спреи, хлопали, как открывающиеся бутылки шампанского, пенные бомбы. Воздух был наполнен горьковатым запахом ядов, черная и оранжевая пена уплывала вниз по течению реки и лежала, колыхаясь, на границе воды и песка, рядом с останками лиан от испанского брашпиля. В клочках этой пены видны были мертвые и умирающие насекомые.
В промежутке между атаками Рин склонилась к Жуану и спросила:
— Сколько еще?
— Похоже, держит, — отозвался Жуан, оценив свою работу.
