Небольшой итальянский ресторанчик, в котором мы любили бывать, нельзя было даже сравнить с «Золотым идолом», не по кухне, не по респектабельности, но я его любила. Спокойное семейное заведение, зал на полтора десятка столиков, вино за приемлемые деньги, а не за те, что я успела увидеть в меню «Золотого идола». Мы заняли приготовленный для нас столик, одновременно улыбнулись знакомой официантке, и заказ сделали, не заглянув в меню. Оставшись со Стасом один на один, я удовлетворённо вздохнула. Правда, следующим вопросом Стас моё удовлетворение и спокойствие пошатнул.
— Кто это был?
— Когда?
— Вчера и сегодня. Кто тебя привёз утром?
— Ах, это… — Стас смотрел на меня спокойно, и я решила не создавать панику на пустом месте и говорить всю правду. Ну, или близко к правде. Как можно ближе. — Это Антон. Он… работал с моим отцом. Он сопровождал меня на похоронах, за что я ему очень благодарна. Не знаю, как бы я справилась с этим одна.
Только не спрашивай меня, у него ли я ночевала, не спрашивай!
Я очень деловито принялась расправлять салфетку на коленях.
— А он кто?
— В смысле?
Стас сделал неопределённый жест рукой.
— Он русский?
Я с облегчением улыбнулась.
— О да, ещё какой русский.
— Понятно. Но я, признаться, удивился, увидев его рядом с тобой. И ты с ним уехала.
Я руку через стол протянула и коснулась его руки.
— Стас, я была не в себе в тот день.
— Я заметил. И я беспокоился о тебе.
Я улыбнулась.
— Мне приятно.
Он перевернул мою руку, провёл пальцем по открытой ладони.
— Расскажи мне про отца. Не помню, чтобы ты хоть что-то о нём рассказывала.
Я помолчала, с мыслями собиралась, хотя на самом деле, в этот момент решала, стоит ли со Стасом откровенничать. Я столько лет молчала, никому не признавалась, чья я дочь, давно к этому привыкла, и не имела особого желания что-либо менять, но это ведь Стас, и раз я сама жду от него поступков и искренности, то, наверное, мне следует поступать также, говорить ему всё без утайки. Я ведь жду от наших отношений большего? А что может быть больше и серьёзнее доверия?
Стас продолжал гладить мою ладонь, и я следила за его действиями. Потом сказала:
— Ты слышал про Бориса Давыдова?
Он моргнул, взгляд стал удивлённым, но Стас кивнул.
— Конечно… Ты его дочь? — Тон поистине удивлённый.
— Да, — призналась я. — Они с мамой развелись очень давно, я его почти не помню. Но он был моим отцом, и Антон… он буквально уговорил меня пойти на похороны. За что я ему благодарна, если честно. Если бы я не пошла, жалела бы об этом. Но я там никого не знала, у отца была другая семья, жена и дочь, и мне казалось неуместным там показаться, но я рада, что преодолела себя.
— Надо же… Ты никогда мне не говорила про него.
— Я никому не говорила, Стас. В нашей семье не принято о нём говорить. Мама считала его предателем. — Я сделала попытку улыбнуться, чтобы совсем уж не сгущать краски. — Но я решила, что прийти на похороны моя обязанность.
— Может быть, может быть. И что теперь?
— Что?
— Ты познакомилась с его семьёй.
Я едва заметно поморщилась. И призналась:
— Если честно, мне совсем не хочется об этом говорить. Ещё и сегодня вечером. Давай просто поужинаем?
Принесли салат, и я с воодушевлением отвлеклась на него. Но чувствовала взгляды Стаса, которые тот на меня кидал, ему на самом деле было любопытно. И чтобы как-то сбить его с мыслей о моём отце, я спросила:
— Ты всё ещё злишься на меня?
Он удивлённо распахнул глаза.
— За что?
Его недоумённый тон меня кольнул. Я с трудом сдержала вздох, ткнула вилкой в поджаренную креветку, а ответить постаралась нейтральным тоном.
— Мы поссорились, Стас. Ты уже забыл?
Он негромко кашлянул.
— Это было неделю назад, Лера. После столько всего случилось. Я не думал, что на фоне последних событий, ты захочешь ещё и об этом разговаривать.
— Надо же мне на что-то отвлечься?
— На нашу ссору?
Я плечом пожала. Креветки в тарелке кончились, и я отложила вилку.
— Я не хочу с тобой ругаться, Стас. Но иногда ты не оставляешь мне выбора. Я себя преступницей чувствую, целуясь с тобой по углам.
Он неожиданно улыбнулся.
— Ну, по каким углам, Лера? Ни по каким углам мы не целуемся.
