К счастью, завершилась траектория этого беспорядочного спуска или, вернее, полета, временами переходящего в скольжение по камням, на ровной галечной осыпи речного берега, а не на слегка наклонной бугристой поверхности скалы, метрах в десяти в стороне, что оказалось бы весьма печальным фактом. Полежав ничком минуты две и переждав вызванный его падением настоящий град всякого каменного мусора — от мелкой щебенки до вполне увесистых булыжников, Александр с понятным после пережитого страхом провел ревизию наличествующего ущерба. К превеликому счастью, руки-ноги и прочие части организма оказались вполне целы, ныло только ушибленное при приземлении плечо, саднили исцарапанные руки, которыми, падая, он инстинктивно цеплялся за все на пути, да над ухом вспухала здоровенная ссадина, к тому же обильно сочащаяся кровью. Выждав, когда в голове перестало гудеть, а перед глазами вращаться, Александр попробовал осторожно приподняться, со страхом ожидая тошноты и нового всплеска головокружения, что свидетельствовало бы о сотрясении мозга. Но, видимо, все обошлось. Кажется, “полет” прошел успешно, все системы, как говорится, функционировали исправно, а если так, то к чему разлеживаться, изнывая от жажды, в двух шагах от восхитительной холодной и прозрачной воды?
Бежецкий, рассудив так, резво вскочил на ноги, но, непроизвольно охнув, сразу же повалился на бок — настолько режущей оказалась неожиданная боль в ступне. Снова присев, он, морщась, стянул туфлю и размотал пропотевшую, серую от пыли импровизированную портянку, мимоходом отметив, что тонкий нейлон элегантной сорочки — довольно неудачный заменитель фланели или даже обычного полотна. Бережно промыв стреляющую болью ступню в ледяной речной воде, Александр быстро выяснил, что ни перелома, ни вывиха нет, а имеет место небольшое растяжение связок. Сейчас бы какую-нибудь разогревающую мазь да полежать денек-другой в постели… Ни того ни другого поблизости, к глубочайшему сожалению, не имелось, поэтому беглец скрепя сердце пустил остатки многострадальной рубашки на тугую повязку. Оказалось, что идти вполне можно, особенно если поменьше наступать на поврежденную ступню. Для страховки Александр соорудил из молодой сосенки весьма приличный костыль с рогулькой для подмышки и удобной рукояткой.
Покончив с проблемами здоровья, ополоснувшись в ледяной воде и слегка простирнув кое-что из одежды, Александр серьезно задумался над тем, куда держать путь дальше. Двигаться прямо не имело смысла: еще при внимательном обзоре окрестностей сверху не было отмечено ни одного дымка, не говоря уже о чем-либо еще, говорящем о близости жилья. К тому же вряд ли удалось бы легко преодолеть водную преграду. Казавшаяся сверху крохотным ручейком речка оказалась на поверку довольно широкой и глубокой, да и течение наверняка сбило бы с ног, пустись путник вброд. Плыть же в такой холодной воде, да еще без страховки… Особенной тяги к самоубийству ротмистр никогда в себе как-то не замечал. Оставалось два пути: вверх и вниз по течению этого безымянного потока (если не считать обратного пути наверх, в теплые объятия гостеприимного уральского эскулапа). Человек по своей природе всегда предпочитает селиться ближе к воде, поэтому выйти к жилью, двигаясь вдоль реки, гораздо проще, да и сил на ходьбу тратится меньше: все же не по склонам карабкаться. Вниз же идти легче, чем вверх, притом этот ручей-переросток где-нибудь да впадает в более солидную реку, на берегах которой шансы найти людей сильно возрастают. Сплавщики там какие-нибудь, лесорубы, смолокуры, заготовители, промысловики… Мало ли кто еще. Урал все же не Сибирь — плотность населения здесь довольно высока. По российским меркам, естественно.
* * *
Бежецкий пошатываясь брел по берегу и отстранение думал о том, почему до сих пор, вот уже вторые сутки, он не только не встретил никого из аборигенов, но даже не нашел никаких следов человека. На всем пути под ноги не попалось ни одной пустой баночки из-под пива, бумажки или окурка. Что ж это за заповедник такой? Неужели встречаются еще на Святой Руси такие места, где не ступала нога… А если ступала, то не оставляла за собой всякой пакости. Еще припомнился вчерашний индифферентный глухарь: и дичь здесь тоже какая-то непуганая… При воспоминании о дичи, то есть о пище, мысли вдруг непроизвольно изменили направление.
