— Ты представляешь, Сашка, чем это грозит России? — менторским тоном вещал уже малость отошедший Мотя. — Оппозиция давно поднимает вопрос о признании Государя неспособным и ограничении его прав на управление Империей, не говоря уже о том, что цесаревич, продли Господи его дни, еще слишком мал, болезнен и по причине своего малолетства не имеет наследника мужского пола, а, следовательно, Россию в случае непредвиденного (Мотя размашисто перекрестился) хода событий ждет либо правление новой императрицы (а надеждой, что она станет новой Екатериной Великой, себя никто не тешит), или… Ты же знаешь Александр, что в Лондоне, где давно окопался Владимир Кириллович, спят и видят, чтобы посадить его на российский престол. Это же война, Сашка, это новая большая война…
Александр понимал, сопоставлял и представлял. Он представлял себе даже больше, чем мог представить репортер.
— Если ты в своем чистоплюйском запале не думаешь о себе, то подумай хотя бы о Елене, о стариках, их же убьют твои откровения и связанный с ними скандал… И вообще: ты что, серьезно считаешь, что твой предшественник пустил себе пулю в лоб из-за неразделенной любви, как сообщалось в газетах? Кстати, почему ты не отвечаешь на мои записки?
— Какие записки?
— Да те, которые я посылаю на твой секретный ящик на почтамте. Ты что, Сашка, совсем стал склеротиком? Или великокняжеская корона на мозги давит? Сам же предупреждал меня, чтобы я не связывался с тобой по напоминальнику и не писал на квартиру. Кстати, твоя дражайшая “юдофобка” не перехватила визитку?
— Нет… Да она давно в отъезде. Решила проведать родню в Германии, ну и…
“Интересно, — думал он про себя. — О каком-то тайном ящике меня никто не предупредил. Очень странно. Нужно все это проверить. Тем более что кроме писулек Владовского там может быть еще что-нибудь интересное”.
* * *
Дома Александр перерыл ящики стола в поисках ключа от загадочного ящика, а заодно и его координат. Ключ, похожий на сейфовый, отыскался на самом дне одного из лотков вмонтированного в тумбу стола сейфа под грудой каких-то ракушек, стреляных гильз и сплющенных пуль, иностранных монеток и других разнообразных мелочей, видимо чем-то памятных Бежецкому-первому.
Вертя в руках замысловатую тускло-серую вещицу с глубоко вбитым четырехзначным номером, Александр гадал о том, где может находиться интересующий его абонентский ящик. Рассчитывать, что искушенный в конспирации оперативник арендует его на Центральном почтамте, не приходилось. В Санкт-Петербурге было несколько сотен малых и больших почтовых отделений. Перебирать их все — жизни не хватит. “Привязаться” к адресу — тоже вилами на воде писано.
Бежецкий задумчиво плюхнулся в кресло и, прикрыв глаза, стал выстукивать ключом по столешнице прихотливую мелодию. Незаметно, как отдача от неумеренно употребленного сегодня коринфского пополам с “Метаксой”, начала подбираться дрема.
Внезапно в мутной голове молнией сверкнула мысль: “Документы!”
Как же он раньше не догадался: за абонентский ящик нужно платить, а это фиксируется в счетах, его же “близнец” педантичен в подобных делах, как немец. “Ладно! — одернул Александр сам себя. — Вспомни, как сам увязал по уши во всевозможных бумажках в мирное время! А тут ежегодная налоговая декларация, и так далее”.
Нужные счета обнаружились, хотя и не сразу, в папке, содержащей сотни и тысячи старых счетов за газ, электричество, связь, доступ к Сети и еще два с лишним десятка самых разнообразных услуг.
Еще через пятнадцать минут, выяснив по справочнику адрес необходимого ему почтового отделения, Бежецкий сбегал по лестнице черного хода, одновременно вызывая по прижатому к уху напоминальнику такси.
* * *
Занятый своими мыслями, Александр долго не обращал внимания, что автомобиль уже некоторое время стоит без движения. Наконец, удивленный непонятной остановкой, он обратился к водителю:
— Почему стоим, милейший? Я тороплюсь.
Таксист с досадой пожал плечами:
— Придется обождать, ваше благородие, — полицейский кордон.
— По какому поводу?
— Не могу знать, видимо, шествие какое-то: Крестный ход или демонстрация…
