Не то чтобы он, Дерек, ставил это гостье в вину. Напротив, склонен был одобрить. На своем веку Кейдж повидал немало трагедий, жертвами которых становились женщины, по глупости закрывшие глаза на инстинкт самосохранения в отношении мужчин.
Он подхватил пустую корзину и, свистнув Сейлу, пересек холл и вышел в темноту. Ледяной ветер швырял в лицо жалящее снежное крошево, обжигал щеки, но Дерек не возражал. Что угодно, лишь бы отвлечься от воспоминаний его служебного прошлого: многие образы, надо полагать, станут преследовать его до самой смерти.
Боже, но ведь Рождество на носу — счастливая пора, когда родственники собираются за одним столом. Проблема в том, что он сам повидал слишком много семей, пострадавших от чужой жестокости. Да, он выносил приговоры виновным, но разве этим восполнишь горестную утрату? Не помогут ни индейка с каштанами, ни плам-пудинг с ромом, ни детишки, вывешивающие чулки. Уж только не детишки с чулками!
В течение недолгих лет семейной жизни с Эрикой он всей душой надеялся, что жена подарит ему ребенка. Уж о своих-то близких он в состоянии был позаботиться! Хотелось, чтобы старики-родители порадовались внукам. Но дети так и не родились. Эрика ушла, а родители умерли — один за другим, в течение полугода.
И он остался один. Ему тридцать семь лет, денег у него хватает, карьера складывается лучше некуда (того и гляди займет судейское кресло еще до того, как ему стукнет пятьдесят!), но вот снова предстоит ему встречать Рождество в одиночестве! Если не считать, конечно, Харди и женщины, к которой, судя по всему, следует обращаться «сестра моя во Христе»!
Дерек покидал в корзину побольше поленьев, чтобы хватило до утра, и зашагал обратно к дому. Следы уже занесло снегом. Грядет классическое снежное Рождество, из тех, что рисуют на викторианских открытках: румяные матери, пряча руки в муфточках, шествуют в церковь во главе семейства, а большеглазые детишки прижимаются носами к застекленным окнам в бахроме сосулек.
Семья, дети… Несмотря на все усилия выбросить грустные мысли из головы, воспоминания снова вернулись на круги своя, леденя сердце хуже снега.
Дерек досадливо тряхнул головой. Надо было остаться в Сиэтле. Там сейчас наверняка идет дождь, а полоумные декоративные вишни вдоль бульваров и набережных открывают цветок за цветком в преддверии весны, до которой еще три месяца. Там — друзья, они сходятся в элитных клубах, заказывают икру и шампанское. Роскошные женщины поправляют ожерелья и с любопытством поглядывают в его сторону…
А его угораздило застрять в снегах с добропорядочной мисс Шелби, которая, надо полагать, до сих пор уверена, что детей приносит аист!
Дерек пинком распахнул дверь и с грохотом вывалил дрова на пол. Он слышал, как гостья возится у плиты, открывает духовку, бренчит ножами… Но стоило ему переступить порог кухни — и Вивиан застыла на месте, словно вдруг оказалась лицом к лицу с чужаком, задумавшим недоброе. Она стояла у дальнего конца стола; изящные, ухоженные руки монахини нервно теребили ножи и вилки, огромные серые глаза испуганно расширились, и зрелище это не на шутку взбесило Дерека.
Вивиан глядела на него, словно загнанный в угол котенок.
— Это ничего, что я?..
— Что такое? — нахмурился он.
— Ничего, что я накрыла на стол к ужину?
— Разумеется, — фыркнул хозяин дома, не в силах сдержать раздражения. — Почему бы и нет?
— За обедом ваш работник разозлился не на шутку. Кажется, он решил, что я много себе позволяю.
— А, Харди! — Дерек извлек из буфета бутылку вина и отыскал штопор. — Вы тут ни при чем, просто пробудили давние воспоминания. С тех пор как умерла его жена, старик почти не бывает в большом доме, разве что только чтобы проверить, в порядке ли печи. Полагаю, войдя и увидев накрытый стол — в точности как при жизни Джанет, — бедняга слегка опешил… дело-то к Рождеству!
— Простите, я понятия не имела…
— Естественно… — Дерек взял с полки два бокала. — Вы ко мне присоединитесь или вообще не пьете?
— Капелька красного вина к ужину не помешает.
Капелька красного вина к ужину не помешает! И губки надула как неодобрительно! Ох черт, веселенький предстоит вечер!
