— «Стелла!» — закричал Мати. — Это «Стелла»! Таллиннский дедушка приехал, урра-а!
Мати кинулся к молу, потом вдруг остановился, развернулся и понесся к калитке своего дома.
У бабушки округлились глаза, когда она увидела, как Мати деловито вошел в кухню, открыл кран и принялся умываться. Обычно это докучное занятие ограничивалось одной только мордашкой, да и то после долгих напоминаний. А тут парень тер шею с таким усердием, что даже кожа покраснела. Потом он занялся ушами и напоследок так яростно начистил зубы, что паста оказалась на носу. Бабушка не проронила ни словечка. «Умываться — дело вполне нормальное, — подумала она. — Значит, нечего делать из этого событие».
Через минуту мальчик вернулся на кухню в чистой синей рубашке и белых гольфах.
— «Стелла» у мола. Пойду навестить дедушку.
— Так вот в чем дело! — догадалась бабушка. — Значит, поставим тесто! — радостно сказала она. — Вечером будет кофе с ватрушками.
Ни один семейный праздник не обходился без знаменитых бабушкиных ватрушек. А еще знаменитей был ее черничный пирог — во всем Кясму никто не умел печь такие отменные пироги с черникой, как Салме с хутора Кивинеэме. Но черника еще не поспела, поэтому таллиннского дедушку попотчуют ватрушками. И Мати ничуть не возражал.
Рядом с невидимым Засыпайкой Мати торжественно двинулся к молу, ведя на поводке причесанного Тупса.
— Понимаешь, — объяснял он другу, — корабль — это самая чистая вещь на свете. Его моют и чистят с утра до вечера. Матросам и носом шмыгнуть некогда — все до последней железки должно сверкать. И гости тоже должны быть чистыми, иначе капитан не пустит их на борт.
От старых лодочных сараев далеко в море уходил мол, сложенный из крупных камней и залитый цементом. Это было излюбленное место купания деревенской ребятни и дачников. Мати здесь плавать не разрешалось. Он мог заходить в воду только у своего дома, да и то когда рядом были бабушка или дедушка.
— Успеешь еще! — говаривали они. — Вот вырастешь, научишься как следует плавать, тогда и сигай в воду с мола.
Поэтому Мати всегда с завистью смотрел, как мальчишки и девчонки бесились, плавали наперегонки или прыгали с самого конца мола вниз головой.
Вон и сейчас на молу загорала и плескалась в воде уйма народу — и дачники, и деревенские ребята. Но сегодня Мати было не до них. Вскинув голову, он подходил к «Стелле» — а рядом ватага мальчишек разглядывала корабль и спорила о скорости морских судов.
«Стелла» была не так уж велика. У причала стояли рыболовные суда и побольше. Но рядом с затрапезными черными бортами траулеров беленькая «Стелла» гляделась веселой, чистой а нарядной.
Мати стоял рядом с мальчишками и ждал. Ждал того мгновения, которое должно было искупить всю горечь, накопившуюся за долгие летние дни. Он станет сегодня героем мола! А остальные пускай смотрят и лопаются от зависти!
Ожидание, однако, затягивалось, и Тупс, потеряв терпение, залился пронзительным лаем. Он тявкал на всех: на деревенских мальчишек и на дачников, на чаек, скользящих в воздухе, и даже на корабль.
— Тихо-тихо! — уговаривал его Мати. Но беспокойство Тупса было вознаграждено: услышав знакомый лай, на палубу вышел не кто иной, как таллиннский дедушка.
— Дедушка! — окликнул его Мати.
На молу все разом стихло.
— А, вот и вы! — обрадовался дедушка. — Милости прошу, поднимайтесь.
Настал час Мати! Он подхватил Тупса и взошел на аборт «Стеллы». С виду он был невозмутим, но грудь его распирало от гордости: где еще найдешь мальчишку, которого так запросто приглашают на корабль: «Милости прошу, поднимайтесь!»
Сегодня он, Мати, герой дня! Жалко, Майли его не видит! Хорошо хоть невидимый Засыпайка рядом.
Мати спиной чувствовал, как с восхищением и завистью смотрят на него деревенские мальчишки.
И тут произошло нечто неожиданное.
— Ну, цуцики, вы тоже хотите зайти? — обратился дедушка к ребятам на молу. Предложение показалось таким невероятным, что цуцики онемели.
Повторять не потребовалось. Пять пар ног вскарабкались по трапу и застыли на палубе. Забегали пять пар глаз, осматривая, оценивая, запоминая.
— Как вы думаете, что это за корабль? — спросил дед.