Пру Пламмер упомянула в показаниях, что ее машина была в гараже Уэрли в Кадбери на ремонте. По ее словам, Питер Берри попросил механика из мастерской Уэрли, чтобы тот отбуксировал ее. Если бы это была неправда, она едва ли стала бы говорить так в присутствии Берри.
Согласно показаниям Хьюба, у Хемасов два автомобиля: легковой, в котором он приехал в деревню, и фермерский грузовик, в котором приехала следом его семья. В два тринадцать в субботу легковая машина стояла перед лавкой Берри у всех на виду. Грузовик должен был находиться на ферме Хемасов, так как никто другой из его семьи не покидал ферму до поступления новостей об убийстве.
У Широв вовсе нет машины.
У Пэнгменов, — Джонни хлопнул себя по лицу, — как и у Хемасов, один легковой автомобиль и один грузовик. Грузовик стоял под крышей амбара всю вторую половину субботнего дня, пока Джоэл Хэкетт подавал из него дранку Орвиллу. А легковая машина, как сказал Пэнгмен, находилась в его гараже.
У Скоттов тоже два автомобиля — легковой и джип. Легковая машина в два тринадцать была с Дрейкли в Комфорте, ожидая отказа банкира. Джип, по словам Матильды, весь день стоял у дома Скотов.
У Кэлвина Уотерса, по вашим словам, нет никакой машины, как и у Хоузи Леммона.
У Избелов только фермерский фургон, который разделяет алиби старого Мерта и Сары.
На этом исчерпываются автомобили Шинн-Корнерс, если не считать вашего и доктора Кушмена. Но вы велели Рассу Бейли отвезти ваш драндулет назад в Кадбери, когда он привез нас сюда неделю назад, а я выяснил у медсестры доктора Кушмена, что в субботу в два тринадцать его машина была припаркована возле его приемной в Комфорте.
Можете заодно исключить и судью Уэбстера. Его автомобиль появился в Шинн-Корнерс только на следующий день после убийства.
Таким образом, — закончил Джонни, — у каждого автомобиля, принадлежащего кому-либо из замешанных в этом деле, есть алиби, за исключением того, который привел нас сюда. Между прочим, как мне все это удалось? Я не помню.
— Я тоже. — Судья Шинн поежился.
Теперь в неподвижном вечернем воздухе слышались крики, странные хлюпающие звуки, лязг и приглушенное урчание мотора.
— Но как ты связываешь две части своего аргумента? — спросил судья. — Именно это они захотят знать.
— Нет, — покачал головой Джонни. — После этого они ничего не захотят знать. Единственное, что они захотят, — это отправиться домой доить своих паршивых коров — до следующего раза.
— Джонни, Джонни. — Судья вздохнул. — Мир не стоит на месте. Ты сам только что сдвинул его немного… Если не хочешь рассказывать им, расскажи мне.
— Все дело в дровах. — Джонни прислушался. По звукам ему казалось, что все скоро закончится. — Что случилось с дровами тетушки Фанни? Это был самый важный вопрос, но мы оказались слишком глупы, чтобы задать его.
Дрова находились в пристройке, где их сложил Ковальчик в два часа дня. Тетушка Фанни изобразила их на холсте перед тем, как умерла в два тринадцать. А после ее смерти они исчезли.
Их забрали с участка, а не просто переместили с одного места на другое. Я сам искал эти двадцать четыре четвертинки и не нашел их.
Убийца тетушки Фанни решил избавиться от дров — и что сделал? — улыбнулся Джонни. — Унес их в руках? Оставив на расстоянии нескольких ярдов свежий труп, который могли обнаружить в любую минуту? Ему могли потребоваться четыре-пять ходок — едва ли он мог унести в одной охапке больше пяти или шести поленьев. Наиболее вероятное объяснение — какой-то транспорт. Автомобиль или фургон. Это мог понять даже младенец!
Если дрова увезли в автомобиле или фургоне, а только один экипаж не имеет алиби, то… вернее, имеет несовершенное алиби… — Джонни пожал плечами.
— Надеюсь, что ты окажешься прав, — промолвил судья.
Джонни ожидал, прислонившись к грузовику. Как ему это удалось? Не только благодаря силе легких — Мерт Избел перекрикивал его на множество децибел. И тем не менее в этом пандемониуме он смог привлечь их внимание. Джонни совершенно не помнил, что говорил им. Может быть, мелькнуло у него в голове, они хотели, чтобы их остановили? Как дети в приступе злости, умоляющие, чтобы их маленький мир снова стал нормальным. Джонни засмеялся, и судья резко взглянул на него.
