— А что случилось с Мораг? — поинтересовался Клемент.
— Она получила по заслугам. — Тут мисс Риордан злорадно хихикнула. — Бесприданница, она родила Ричарду кучу детей, утратила красоту и так растолстела, что муж стал искать утешение у любовниц и в конечном итоге растратил все свое состояние за карточным столом.
— Похоже на то, что Мэган еще повезло, — заметила Роберта. — Надо полагать, это она замазала изображение сестры на портрете.
— Не сомневаюсь. Мэган сама была художницей-любителем, так что все необходимое имела под рукой.
— Я так и вижу, как она этим занимается, — сказала Роберта, поблескивая глазами. — Проклинает сестру, с ожесточением водя кистью по портрету, а потом уносит полотно на чердак и прячет там, где его никогда не найдут.
На обратном пути Роберта не могла говорить ни о чем, кроме этой истории. Совершенно очарованная Эдной Риордан и ее рассказом, пораженная тем, что в частной коллекции обнаружились портреты работы Хенри Ребёрна, она общалась теперь с Клементом совершенно непринужденно.
— Вижу, моя затея имела успех. Вам поездка пришлась по душе, — заметил он, самодовольно улыбаясь.
— Ланч мне тоже понравился. И пейзаж, — отозвалась молодая женщина. — Как хорошо, когда есть возможность полюбоваться открывающимся видом! Обычно их проезжают на полной скорости.
— Как ваш любитель тротуаров?
— Кевин очень славный!
— Не сомневаюсь, — сказал Клемент безо всякого энтузиазма и бросил взгляд на часы. — Давайте я завезу вас сейчас в больницу. Подожду, пока вы побеседуете с отцом, а потом отвезу домой.
— Но я не могу согласиться на это…
— Почему же?
— Вы и так потратили на меня бездну времени!
— Я был бы рад еще больше времени на вас потратить, — успокоил ее Клемент. — Да и потом, мне самому хочется взглянуть, как там Дик… Если вы, конечно, не против.
Роберта не возражала, и ее скорее позабавила, а не возмутила радость, которую выказал Ричард Бринсли, увидев ее с Клементом. С полчаса они втроем оживленно обсуждали поездку, а затем Клемент оставил Роберту наедине с отцом.
— Вы подружились, как я вижу, — отметил Ричард.
— Думаю, что так, — признала Роберта. — Теперь, когда я достаточно пообщалась с твоим «сокровищем», он мне нравится гораздо больше, чем можно было бы подумать.
— Просто у вас много общего.
— Так, когда тебя выпускают? — спросила Роберта, меняя тему разговора.
— В среду. Глэдис звонила сегодня: она заедет за мной днем. Мы проведем ночь на Финьюкейн-фарм, а на следующее утро поедем в Дроэду. — Ричард усмехнулся. — Я сам не совсем во все это верю…
— У вас опечаленный вид, — сказал Клемент, когда Роберта села в машину.
— Папу терзают сомнения относительно двух недель в мамином обществе. Это нехорошо, поскольку весь смысл затеи в том, чтобы отец не напрягался и не нервничал.
Клемент скривил губы.
— Послушайте, если дело не выгорит, мы просто поедем ему на помощь.
Роберта рассмеялась.
— Я и сама не знаю, что меня тревожит. У мамы с отцом довольно много общих интересов, и готовит она великолепно.
— Тогда Ричард в надежных руках. — Клемент взглянул на часы. — Еще не вечер, мисс Бринсли. Вы очень торопитесь домой?
— Да нет.
— Тогда давайте поужинаем вместе.
— При условии, что плачу я… — начала Роберта, но ее собеседник покачал головой.
— Поехали к нам в Братер-коль. Приготовим ужин у меня в конюшне, как я по привычке называю мое убежище.
Роберта изумленно взглянула на него.
— Думайте быстрее, — приказал ей Клемент, — надо выбирать сейчас, куда ехать!
— Спасибо за предложение, — быстро сказала она. — Я — за.
Братер-коль находился гораздо дальше от Каррикманса, чем думала Роберта. И когда «бьюик» наконец свернул на узкую подъездную аллею, ведущую к дому, она осуждающе посмотрела на своего спутника.
— Когда вы первый раз оказались в Финьюкейн-фарм, то заявили, что просто проезжали мимо.
— Соврал. Я приехал тогда специально, чтобы увидеть вас, Роберта.
— Неправда. Чтобы убедить меня отреставрировать вашу картину, — проворчала Роберта.
Машина подъехала к дому. Особняк оказался не такой роскошный, как ожидала увидеть молодая женщина, но все же очень симпатичный. С целым лесом дымоходов на крыше, с оконными переплетами в небольшой ромбик, в которых отражалось закатное солнце, весь увитый отцветшей уже глицинией.
