По серьезному преступлению полтора-два года в СИЗО до суда – обычное дело. Сейчас, правда, ограничили полуторами. Если осудят – отсиженное идет в зачет. Вероятность же оправдания в российских судах крайне низка. И в таком случае оправданный столь счастлив, что, как правило, уже не протестует из‑за потерянного куска жизни. Главное, чтоб тюрьма не повторилась – власть очень не любит признавать свои ошибки.
Тем не менее, до «белых мух» Ольга, одна или с Олегом, не раз съездили в Городок.
Много чего сделали.
Например, в магазине «Хозтовары», по адресу ул. Ленина 22, купили пять метров веревки. Ровно такой, какой был удушен бывший начальник полиции Городка. И какую нашли в багажнике автомобиля Николая Клюева.
Здесь линия защиты была очевидна: эта веревка могла быть в багажнике у доброй тысячи горожан.
Так, подозреваемый в убийстве Клюев с ее помощью завязывал мешки с мусором. На клюевской даче мусорного контейнера не было, его складывали в мешок и вывозили на помойку в багажниках машин. А это значит, что еще у сотни дачевладельцев в их эконом-поселке, в багажниках была та же самая веревка – хозмаг-то в этом районе был единственный.
Олег не поленился записать показания хозяйки магазина: веревки у поставщика было закуплено много, из соображений дешевизны опта. А покупателей, конечно, если не тысячи, то уж сотни точно.
На основании этого Багров обратился с официальным ходатайством к следователю Маслакову В. А. Он просил, с учетом сложности идентификации принадлежности веревки конкретным гражданам, провести порографическую экспертизу. То есть, попытаться определить на конкретном куске веревки, найденном на месте преступления, некие элементы, а конкретно – выделения кожи рук, присущие лишь подозреваемым.
Ходатайство было официально отклонено. Неофициально было объяснено, что «ваша порНографическая экспертиза – просто трата государственных денег».
По всей видимости капитан юстиции Маслаков В. А. пока не видел судебных перспектив у данного дела. А если проще – следствие пребывало в полной уверенности, что рак скоро добьет Клюева, и суда в связи с этим просто не будет.
Такая позиция была весьма удобна для адвокатов. Следователи делали ошибку за ошибкой. Обычный суд мог и не обратить на них особого внимания.
Но здесь было убийство, и было полное отрицание вины будущим подсудимым. А стало быть, ничто не мешало суду стать судом присяжных. С присяжными же, несмотря на все проблемы данного вида судебного разбирательства, гораздо сложнее «проштемпелевать» халтурно слепленное дело.
Ольга тем временем активно встречалась с адвокатами и родителями оговоривших Клюева парней. Лишь с двумя не удалось найти общего языка. С остальными же вполне получилось. Шеметова рассуждала так: понятно, зачем брать на себя малое, чтобы не отвечать за большое. Но зачем вообще что-то брать на себя, да еще оговаривать другого, если суд скорее всего оправдает их подзащитного? Тогда уже придется отвечать и за оговор.
Ведь кем были все эти запуганные «оговорщики»? Мелкой околоуголовной сошкой. Оговорили из страха. Теперь из страха же отказывались от сказанного. В активе Ольги Викторовны были уже три отказа от ранее данных показаний против ее подзащитного.
И вот тут-то Багров с Ольгой поняли, что ее тринадцатое дело, на самом деле, мягко говоря, необычное.
Конечно, адвокаты не часто бывают закадычными друзьями прокуроров. Но, как правило, взаимное уважение присутствует. И процессуальные противники весьма редко становятся врагами по жизни.
У каждого – своя работа. Если переходить на высокий штиль – то именно совместная работа каждого делает жизнь социума справедливой и безопасной. Для точности – вставим словечко «более». Более справедливой и более безопасной.
Математику это понять очень просто, достаточно рассмотреть задачу «в лимитах», то есть – крайних значениях.
Останься в судах одни адвокаты – и мир захлебнется в безнаказанной преступности. Изгони адвокатов из зала суда – и мир захлебнется в беззаконии и самодурстве.
Короче, судья, прокурор и адвокат – не враги, а участники ОБЩЕГО во всех смыслах процесса обретения справедливости.
