Облегчение не пришло. Дахцыко почувствовал себя обманутым, смерть собак только усилила его муки. Горец перевел взгляд на дом. Ни на нижней террасе, ни на верхней не было признаков жизни. Притаились Тотикоевы. Знают свою вину! Дахцыко выхватил кинжал, принялся спускаться во двор. Нога скользнула с упора, и он сполз, больно ударившись коленом о торчащий из стены камень. Силы покинули несчастного. Он опустился наземь. Время приостановило свой бег... Дзугов сидел, в бессилье уронив руку с кинжалом на колено, тупо вслушивался в то, как что-то клокотало внутри еще живого волкодава, терпеливо, без звука сносившего тяжкую боль, и ему казалось, что это наступили последние минуты его жизни, что это он сдерживает предсмертный крик.
Дахцыко очнулся, когда солнце заглядывало ему в лицо. Он сощурил глаза и всмотрелся в человека, несмело приближающегося к нему, — невысокого, ширококостного. Это был Ирбек Кайтазов, которому несколько дней назад исполнилось четырнадцать лет. Страдальчески глядя из-под широкополой войлочной шапки куда-то в сторону, Ирбек кротко произнес:
— За вами послали... Надо проводить в дальний путь Тотраза, как полагается по обычаю... — Парень старался не смотреть в лицо Дахцыко, чтобы не видеть слабости мужчины, прислонившегося к забору, словно мальчишка. Всем видом своим он как бы говорил, что никому не сболтнет лишнего, не поведает, в каком виде застал Дзугова, не вымолвит он и слова утешения, ибо сейчас они прозвучат фальшиво. Не бросился он и помогать Дахцыко подняться, чтоб не унизить мужчину. Ирбек терпеливо ждал, пока Дахцыко, приходя в себя, поднялся, стряхнул снег с черкески, поправил пояс, вложил в ножны кинжал и взял с земли винтовку... Только когда Дахцыко прошел мимо него, Ирбек почтительно последовал за ним на расстоянии трех метров...
Так и не показались Тотикоевы. Дахцыко мысленно стал перебирать всех. Асланбек не в счет: кровная месть стариков обходит. Значит, надо начинать с Батырбека. Он должен быть первым. С ним столкнется Дахцыко в ближайшие дни, и тотикоевская кровь прольется. Дахцыко знал, что Батырбек не трус. Но почему он не вышел из дома, когда Дахцыко перестрелял их волкодавов, точно глупых котят? Почему никто не осмелился показаться? Иль испугались? Но ведь их... Сколько их там? Асланбек, Батырбек, Махарбек, Васо, Таймураз, Агуз, Дабе, Мамсыр, Тузар... А он один. Один! Есть еще в соседнем ущелье Дзуговы, но он давно уже потерял с ними связь. Они, конечно, не останутся в стороне, не позволят глумиться над своей фамилией: вступят в кровную вражду с Тотикоевыми, хоть ни разу и не видели Тотраза и даже не знали о его существовании. Но сейчас зима отрезала их от Хохкау, в снег не перебраться через перевал...
Тотикоевы появились в час похорон. Все мужчины фамилии: и взрослые, и дети, проживающие и в Хохкау, и в Нижнем ауле, во главе со своим почетным старцем Асланбеком по древнему обычаю горцев встали на колени и так ползли тесной толпой по единственной улице аула до самого дома Дахцыко. И аульчане, и многочисленные жители Нижнего аула, прибывшие на похороны, были свидетелями этого печального и позорного шествия...
Дахцыко стоял недалеко от гроба. К нему подходили самые уважаемые мужчины аула. Они говорили, что нельзя, чтобы такая сильная и многочисленная фамилия, как Тотикоевы, долго находилась на коленях у ворот дома, что надо примириться с ними, что вина их не так уж и велика, ибо это случилось вопреки их желанию. Кто может предугадать, что выкинут волкодавы?!
— Если человек погиб — кто-то виноват в этом, — упорно отвечал ходатаям Дахцыко. — Кто-то должен держать ответ. Волкодавы принадлежали им — с Тотикоевых и следует брать кровь!
Подошел к нему и Иналык Кетоев, повздыхал рядом, сказал, с трудом скрывая усмешку:
— Хороши они были, когда ползли по грязному снегу к твоему дому, — и посоветовал: — Подержи их так еще минуты три, а потом прости...
— Тотраз взывает к мести, — грозно посмотрел на него Дахцыко.
Иналык стал серьезен как никогда. И искорка насмешки, что всегда была у него на лице, исчезла.
— Ну, убьешь ты одного, — сказал он, — второго, если удастся... Но потом сам же станешь их жертвой... Их вон сколько, а ты один... Смотри, чтоб род твой не исчез!
