Нет, Дахцыко не закрыл глаза, не отвернулся. Несчастный! Он все еще надеялся на чудо. И на миг показалось, что небо сжалилось над ним, пришло на помощь, что сын вырвался из клубка свирепых, налитых яростью и силой серых тел. Сани вынырнули из этого водоворота и, медленно набирая скорость, часто подпрыгивая, понеслись вниз, к аулу. И в ту же секунду, когда внутри возликовал голос: «Слава Богу!», в ту же секунду, одновременно, другой голос в ужасе запричитал: «А его нет! А сына нет!!!» Сани мчались к аулу, но в них не было Тотраза. Он остался наверху, посреди клубка волкодавов...
Неправда, что в такие страшные секунды человек воспринимает окружающее словно сквозь сон. Неправда, что туман застилает ему глаза. Хотя ох как нужен этот туман, который упрятал бы ужасные картины. Но память — враг вдавливает их в сознание навеки. Дахцыко бежал к собакам, крича и размахивая руками, но волкодавы не испугались: нехотя, точно делая ему одолжение, расступились...
Красные пятна на снегу... Круги в глазах разбегались, росли... Дахцыко упал, точно сметенный сильным ударом горного обвала. Дахцыко упал, и волкодавы набросились теперь на него. Ему было уже все равно. И быть бы и ему, как маленькому Тотразу, растерзанным, не подоспей Батырбек. Он стал разбрасывать в стороны рычавших собак колом, вырванным им на бегу из забора...
Дахцыко пришел в себя ночью. А под утро взял винтовку и направился к сакле Тотикоевых. Никто из домашних и соседей, явившихся к нему, чтобы выразить сочувствие, не решился остановить Дахцыко. Никто не посмел. Да и кто был вправе остановить его? Кто на его месте не поступил бы так же?
Дахцыко приближался к высокому — в три яруса — дому, который был окружен забором почти в человеческий рост, сложенным из тесаного камня. Он был охвачен одной мыслью — отомстить, скорее отомстить за смерть сына. Единственного сына!
Старый Асланбек хорошо знал жизнь. И людей. Хотя домочадцы в один голос уверяли, что Дахцыко никогда не посмеет бросить вызов семье, в которой, не считая девяностолетнего старца, восемь взрослых мужчин, Асланбек принял меры, и в доме Тотикоевых все были настороже: двери и ворота задвинуты на засов, окна прикрыты ставнями, а на втором ярусе заложены камнями, мешками, набитыми соломой.
Дахцыко ударил в калитку и услышал яростный, ненавистный лай собак. Они бросились к воротам, все пятеро. Дахцыко узнал Абрека по хриплому рычанию. Горец приподнялся на носках, влез на забор... Сшибая, отталкивая друг друга, волкодавы подались к забору и, подпрыгивая, пытались достать Дахцыко. Горец вскинул винтовку. Он целился в Абрека, и огромный волкодав, почуяв опасность, еще более рассвирепел, завертелся по двору и с разбега бросился на забор. В тот же миг Дахцыко выстрелил в упор, вбив собаке пулю прямо между глаз. Голова пса запрокинулась, тело по инерции шмякнулось о забор и свалилось к ногам волкодавов, вызвав у них новую яростную атаку. Теперь Дахцыко стрелял в них. Они не разбегались, а ожесточенно бросались на забор в тщетных попытках достать горца. Дахцыко был убежден, что из дома на него направлены винтовки. Знал, что его легко подстрелить. Но с того момента, когда он оказался там, на склоне горы, Дахцыко жаждал смерти... Выстрела из окна так и не последовало...
Ох как близок был Дахцыко к смерти! Батырбек, видя гибель собак, не выдержал и выставил винтовку в окно, но старый и грозный Асланбек прикрикнул на внука и заставил опустить ружье. И когда тот повиновался, Асланбек положил руку ему на плечо и, глядя в окно на подыхающих псов, тяжко вздохнул:
— И мне их жаль... Но лучше они, чем кто-то из вас...
А Дахцыко в это время целился в последнего волкодава, который вьюном вертелся среди бездыханных собратьев. Пуля попала ему в горло, и пес, оставляя за собой кровавый след, пополз к забору, не сводя полных злобы глаз с горца. Волкодав попытался подняться, чтоб вновь броситься на обидчика, но ноги уже не слушались его, и собаку повалило набок. Дахцыко прицелился в неотрывно следившие за ним глаза пса, нажал курок, но выстрела не услышал. Только тихий щелчок. В винтовке больше не было патронов. Собака не сводила с него пристального ненавистного взгляда. Не выдержав, горец замахнулся на нее прикладом...
