…В обороне от скуки наши кричали немцам:
– Фриц вшивый! Ганс!
А те кричат в ответ:
– Иван, ты дурак!
Приходят ко мне бойцы:
– Товарищ командир, немец тебя ругает!
– Идите вы! – говорю.
А немцы дальше кричат через рупор:
– Иван! Ты дурак!
Потом кто-то обидится, они или наши, и начинается перестрелка. Смотришь, кого-нибудь ранили.
– А что ж вы, зачем трогаете их? Иван таки дурак…
…Летом мы освободили один городок, где был немецкий госпиталь. Мы осмотрели немецкое кладбище, где они хоронили своих убитых и умерших от ран: сотни могил с березовыми крестами, и на каждом кресте – каска. На некоторых были надписи «Только вперед!». Городок немцы перед уходом сожгли. Возле разрушенной школы валялись тетради и учебники. Жители рассказывали нам, что фашисты бросали гранаты в погреба, где люди прятались во время боя.
…Участок, где мы должны были совершить бросок на лыжах, был заминирован немцами и обстреливался из минометов и противотанковых орудий. Прорваться к немецким траншеям не удалось, бой продолжался дотемна. В нашем пулеметном взводе было два убитых и три раненых.
Оттуда вели обстрел с орудий, и ко мне приполз солдат. В руках у него оторванная человеческая голова, вся в крови. Протягивает мне.
– Ты что? – спрашиваю.
– А вот Остроушко голову отрезало, снарядом.
– Давай быстро, видишь, там воронка от снаряда? Положи туда ее.
Потом нас отвели километра за два, привезли питание: сухари, мясо в котле наварено… Но мы такого насмотрелись, что мясо редко кто мог взять в рот, противно было. И я вот выпил кружку четырехсот граммовую спирта-сырца, и давай сухари грызть. Какое там мясо…
В этом бою участвовал и мой брат Андрей, он служил тогда в подразделении стрелковой части, что стояла на правом нашем фланге. Но об этом я узнал только при встрече с ним уже после ранения. Ранило его так. Они поставили пулеметы под большими елками и били из-под них. Так их накрыли снарядами. Так же нельзя, сосна – это ж ориентир. А надо так: если пострелял из пулемета, не сиди на месте, знай, все равно тебя наметят. По звуку узнавали. Я послал людей: а ну-ка давайте посмотрите, там пулеметчиков разбили, может, что у них есть. Так оттуда принесли несколько сухарей, нашли там. Это называлось мародерство, конечно. Нельзя так: тут бой идет, а мы тащим сухари! Да ведь люди голодные.
…Нам нужно было преодолеть расстояние около километра – по открытой местности, под огнем немецкой артиллерии. Мы быстро перебрались через бруствер и поползли по-пластунски. Нас прикрывала наша батарея, она била прямой наводкой. Ракеты освещали местность, и нас, наверное, было хорошо видно. Как только рядом падала ракета, ее засыпали снегом, тушили и продвигались дальше вперед. Стали перебегать, метров так по 60. Убило одного нашего, прямой наводкой снаряд попал. Трудно было поднять бойцов для перебежки по направлению к немецким траншеям. Солдаты не поднимаются. Командир отделения Адамчук Иван, который заменил погибшего комвзвода, поднялся и подал команду: «За Родину, за Сталина, вперед!» И тут же был убит немецкой пулей.
Во время перебежки меня и задело: мина минометная. Подкинуло меня, опекло все, руку отбило. Помню, в сознании промелькнула мысль: «Ну все, конец Ивану!» Не помню, сколько времени я лежал до этого и думал – почему я еще живу?
…Меня повезли два солдата волокушей. А пулеметы бьют. Черт-те что делалось. А нога ж болит! Мне казалось, что каждая трассирующая пуля летит в мою раненую ногу. Но я быстро преодолел страх, который перешел в ненависть к фашистским захватчикам и в обиду на себя, что мои товарищи в бою; а я вышел из строя – возможно, навсегда.
…У меня было тяжелое ранение: раздроблена ступня левой ноги и расколота пяточная кость, перелом обеих голеней, ожог лица. Я находился в тяжелом состоянии. Я временно потерял память и в беспамятстве, мне рассказали потом, два дня кричал: «Вперед, за мной!» – и матом. Ругался здорово и кричал, пока в чувство не пришел. Да и потом, бывало, ночью другой раз как приснится про бой, так аж страшно.
– Выпить вино и съесть то, что просили! Я приказываю!
Выпил он вина – и я выпил. И съел яблоко. Медсестре он приказал, чтоб перед едой давали мне по стопке вина или водки.
