Записки одессита

Одесса…

Очень комфортный город для космополита, единственного в мире украинского интернационалиста – это я про себя. Я туда еще не перебрался с вещами, но не упускаю случая там побывать и подышать полной грудью. Пройтись по Пушкинской, которую одессит Игорь Метелицын (кстати, идейный вдохновитель этой книжки) считает самой красивой в мире – даже после того как объехал полмира.

Я вам не скажу за всю Одессу, но перед некоторыми людьми там я просто снимаю шляпу, молча, не зная что сказать. Что ни захочешь сказать, они скажут лучше. Игорь Кнеллер, Гарик Голу-бенко, Виктор Красняк и идущий вне конкурса Борис Литвак. Не знаю, как делают таких людей и отчего они так хороши.

Сам город, кроме того что прекрасен, еще и непонятен мне абсолютно. В чем я честно признаюсь. Наверное, потому меня туда и тянет. Логично? Потому про этот город можно без конца думать и писать.

Что касается этой книжки, то она довольно щадящая, дружественная по отношению к читателю, не требующая от него страшных усилий. Ее даже не обязательно читать! Достаточно пролистать, и почти все будет понятно – благодаря веселым картинкам работы знаменитого Андрея Бильжо и тонкому оформлению, которое выполнил затейливый дизайнер Никита Голованов. Они сделали эту работу по-дружески, за что им огромное спасибо.

Мне, конечно, немного неловко перед коренными одесситами за то, что я замахнулся на такую тему и дал книге громкое название. Но они сами люди неполиткорректные и потому, конечно же, меня поймут и, разумеется, похвалят. Мы же с ними фактически молочные братья, мы любим одну и ту же прекрасную Одессу.

За пятый класс я поменял четыре школы, а везде бьют, это ж драться надо. И дома я дрался, с младшим братом, один из нас был Фидель Кастро, а второй Джон Кеннеди. В мире тоже было неспокойно, как раз начался Карибский кризис, ждали ядерной войны. Серьезное было настроение. И мама решила: умирать, так всем вместе. Мы сели в Одессе в поезд и поехали в город Братск, где работал отец.

Я там знал все, мы там раньше жили пару лет. На меня сильно повлиял Братск. Сейчас не понимают, что такое была Братская ГЭС. Это был символ. Бренд! В оттепель туда поехали люди, чтобы строить коммунизм с человеческим лицом. Абсолютная романтика. Мне было десять лет, а романтику я уже чувствовал. На плотину просто молились все. Кто работал на основных сооружениях – это гвардия была, не в конторе ж сидеть…

Мои родители поженились в 56-м в городке Усть-Кут, там одни лагеря вокруг были и судоверфь. Зеков повыпу-скали, а без них верфь, где папа был главным инженером, закрылась, ну и махнули они в Братск, тогда город только начинался. Жили в палатках, и я в школу из палатки пошел – не туристской, конечно, это была военная палатка, здоровенная такая, с каркасом, на деревянном помосте. К этим палаткам приходили местные в ремесловой форме и били всех приезжих пацанов. Потом мы переехали на другой берег, в коммуналку. Через Ангару перебирались по льду, пешком.

Папа был большой начальник на стройке, он получал северные надбавки, и мама тоже. Жили мы хорошо. У нас первая машина появилась в 1958 году, «Москвич». Потом купили «Волгу», у вдовы экскаваторщика – Героя Соцтру-да, он в лоб ударился с «МАЗом». Новую же достать было нельзя. Эти руины повезли в Иркутск и там сделали из них машину. Та «Волга» жрала резину, пока ее не перепродали, там же лонжероны пошли…

В 63-м или в 64-м туда приехал Евтушенко, который был в опале. Он читал тогда стихи о русской игрушке:

Его там приняла интеллигенция. Стихи Евтушенко после его выступлений ходили в записях. Вот с чего я к стихам потянулся: мои родители слушали эти катушки. Мне интересно – он герой был для родителей, они встречались с ним в какой-то компании. Я стал читать стихи и благодаря Евтушенко проскочил Асадова (это был отстой). Я стал читать очень серьезные вещи… Спустя два года после того как я впервые услышал Евтушенко, знал уже, кто такие Пастернак, Элюар, Лорка, Превер, Бодлер… Это все сформировалось очень-очень рано.