Фабрики
Как, в каких условиях это все делается? Каким манером эти красоты природы и культурное наследие эпохи Возрождения переплавляются в блеск и роскошь модных ботинок? Из вас мало кто бывал в обувных итальянских цехах, где простой пролетарий, не очень образованный и не шибко озабоченный мировой гармонией, вовсе не высокооплачиваемый, играючи, с шутками и прибаутками делает туфли, за пару которых в торговом комплексе на Манежной просят – и дают – долларов четыреста. В традиционной обувной области Марка вокруг городка Анкона (знаменитого тем, что его с моря брал наш адмирал Ушаков) полно таких маленьких фабричек, где рабочих в цеху всего-то человек тридцать да еще столько же прочих – дизайнеров, слесарей, компьютерщиков и т. д. Когда производство такое компактное, легко его переналаживать на выпуск новых моделей! Этим итальянцы, кстати, побили менее мобильных французов, которые еще не так давно дышали им в затылок. Фабрички повырастали из маленьких мастерских, на которых после войны, а то и вовсе в войну шили бедные примитивные тапочки. А теперь они ссылаются на эти жалкие штиблеты из автомобильных покрышек, надувают щеки и хвастают, что у них-де давние обувные традиции! Да наши бабки в трудные времена тоже шили тапочки на дому. Правда, они пошили-пошили, да почему-то бросили, и все, никакого вклада в глобальную моду из этого не вышло…
Ну вот. Заходишь – через вахтера, с разрешения менеджера – в цех, весьма, кстати, чистый, светлый, тихий. Вид иностранных пролетариев может шокировать неподготовленного человека. Представьте себе скромных деликатных мужчин почти сплошь с испанскими бородками – такие обычно пририсовывают карточным валетам, – с виду совершенно непьющих, которые тихими голосами что-то обсуждают, не отрываясь от своих станков; вот обжимают фигурным прессом кожаную заготовку, тупо мажут ее клеем, после приваривают подошву, наждачком снимают заусенцы, далее ластиком стирают следы клея – всего-то, казалось бы, делов! А вот женщины с торжественными – на наш взгляд – прическами, которые сидят у конвейера в распахнутых халатах, накинутых поверх купальников, – хоть не лето, но страна-то теплая и в цеху жарко. Полуобнаженных тружениц, заметьте, никто не достает сальными шуточками. Кому-то не с кем было дома оставить собаку, и она неторопливо прогуливается по фабрике, демонстрируя хорошие манеры.
Это я вам описываю с натуры фабрику с названием Loriblu. А можно зайти и на фабрику Fabiani, названную так, как вы догадываетесь, не в честь партсъезда или героя революции, а просто по фамилии хозяина. А имя его – Giovanni.
Он начинал по обычной схеме, воплощая в жизнь итальянскую мечту:
– Мы с братом были простыми рабочими. Потом открыли мастерскую. А после из нее выросла фабрика, пришел успех…
– Но почему именно к вам? А не, допустим, к соседним французам? Они ж тоже шли в кустари! А английская обувь как гремела! В чем дело?
– Наверно, это все благодаря итальянской фантазии!
Джованни ведет меня в свой show room, на двери которого написанная кириллицей табличка: «Щурум»; они думают, что нашим челнокам, которых вокруг полно, так понятней. Тут выставлена «коронка» – невероятно мягкие туфли, которые можно согнуть пополам и положить в карман. Эта линия у Джованни называется «комфорт». Русские закупщики к ней пока только присматриваются, а берут что помодней и поярче. Забавно, кстати, что на фабрике пара таких ботинок продается по 60 долларов, а в магазине – итальянском – уже по 150, в московском – по 300.
С чего такие перепады? Может, оттого, что итальянцев не очень тянет к нам налаживать бизнес. Синьора Сагрипанти, которая от своего деда унаследовала обувную фабрику Manas, рассказывала мне про Москву:
– В отеле у нас забрали документы – вроде на регистрацию. А на улице милиционеры брали с нас на каждом углу по 50 долларов – за то, что при себе нет паспорта. Одни возьмут, а после другим по рации передают. Когда деньги кончились, мы позвонили в посольство, и наши приехали нас вызволять. Видимо, это вызвано тем, что в России немодно платить зарплату вовремя. Несмотря на это, Москва очень красивая…
