Записки репортера - страница 104

Шрифт
Интервал

стр.

О чем мы тут говорим? О нашей бедности и их там богатстве? Об уважении к правам человека? О давности гуманистических традиций? О злости русского народа? О наших тоталитарных привычках? О рабском нашем прошлом, которое все никак не забудется? О том, что культуру надо взращивать 300 лет, как английский газон? О том, что культура – это слой не толще яблочной кожуры, под которой – огненная бездна, по определению Фрейда?

Не знаю…

Но, думаю, устройство такой тюрьмы у нас поколебало бы устои нашего общества. Стало быть, тут вопрос принципиальный. Вот на днях я прочел в «Огоньке» заметку человека, который посидел в СИЗО, где собраны бывшие менты. По обвинению в коррупции. Он подробно рассказал, что вся водка и все мобильные с воли доставляются операми, тем сподручнее, они ж как раз и следят за строгостью режима. А один товарищ сидельца пошел учиться в вуз в системе МВД, а в академию ФСБ его не взяли – там взятка за поступление неподъемная: 5 тысяч долларов. Все менты или служат, или сидят, всем все понятно, жизнь идет. Такой порядок всем ясен и оттого удобен.

Впрочем, одну тюрьму типа той, швейцарской, я видел в России. Это было псковское СИЗО. Там его начальник полковник Борис Федотов устроил удивительные камеры: без ресничек, но с настоящим санузлом с горячей (!) водой. Там сидели либо за деньги, официально, либо за работу на стройке и ремонте камер. Начальство злилось, ему было непонятно, зачем такой комфорт зэкам, Федотова долго давили, потом как-то выгнали с работы, а потом он умер; короткая и простая история. Он был крепкий, сильный, уверенный в себе и наивный, похожий на медведя. Ходил брать бандитов без пистолета – на своей прошлой службе, – но система его уничтожила. Она чужда ему, он не нужен ей, и когда его уничтожили, снова установилось равновесие. Жалко человека, он был прекрасен, но разрушал то, что было всем вокруг мило… С чем все были согласны.

Что там сегодня, в Псковской тюрьме? Небось воду горячую отключили, ее вольным-то не хватает, ишь, санаторий им устраивать. Похоже, все там кончено…

Как начинаю думать про русскую тюрьму, всякий раз вспоминается полковник Афанасьев, о котором уже была речь, подслеповатый толстяк наподобие Пьера Безухова. Я раз пять, наверно, ездил к нему на зону, и одной из приманок была Любовь Сасина, взрослая дама с профилем Данте Алигьери, которая сидела за какую-то ерунду, одна кража, другая, и во время одной из отсидок после инсульта вдруг начала лепить – из глины, из даже земли, из чего попало – всякие фигуры; это чистейшей воды наивная скульптура. Покойный Афанасьев сделал невероятное, хотя ему это ничего не стоило: он позволил самодеятельной скульпторше застроить своими работами всю территорию зоны – приблизительно так Лужков поступил с Церетели. Там в натуральную величину были установлены русалка, львы, ангелы, Чехов и прочая и прочая. У русалки, как сейчас помню, было белое алебастровое тело, накрашенные губы и голубой хвост. Роскошь! Зона стала выглядеть совершенно неказенно. Не скажу уютно, но близко к этому. Появилось что-то человеческое… Сасиной даже разрешили работать на заказ. Она за копейки, а то и бесплатно – хватало и художнического тщеславия – лепила разные фигуры… После смерти ее благодетеля Юрия Яковлевича (который ей, когда она освобождалась, выбил комнату в зоновском поселке) все скульптуры с территории колонии убрали. Все, finita la comedia! Все стало как прежде, как всегда.

Эти всплески и их последующее погашение – проявление и выражение важнейших правил русской жизни… Которые можно сломать только истребив русский народ. Наивные либералы и прочие прекраснодушные люди думают: ну ничего, еще пару-тройку усилий приложим, еще год-два понадрываемся, поучим общественность западному абстрактному гуманизму – а дальше все пойдет само собой замечательно. В их мечтах видятся русские тюремные камеры чистыми и светлыми и добрыми. И зэки там перевоспитываются, и не вшивают себе в член пластиковых шариков, но изучают полезные ремесла для последующего труда на воле. Видят они и войсковые части, где старослужащие не насилуют молодых бойцов, а, напротив, приветливо встречают их и помогают освоить ратные науки. А также и чистые, не залитые грязью кладбища с аккуратными надгробиями, и по дорожкам осенью можно пройти даже без резиновых охотничьих сапог!


стр.

Похожие книги