творения и видя их незрелость, добрые россияне жалеют о бывшем
порядке вещей. С Сенатом, с коллегиями, с генерал-прокурором у
нас шли дела, и прошло блестящее царствование Екатерины II. Все
мудрые законодатели, принуждаемые изменять уставы политические,
старались как можно менее отходить от старых. «Если число и
власть сановников необходимо должны быть переменены, — говорит
умный Макиавелли, — то удержите хотя имя их для народа». Мы
поступаем совсем иначе: оставляем вещь, гоним имена, для 63
произведения того же действия вымышляем другие способы! Зло, к
которому мы привыкли, для нас чувствительно менее нового, а
новому добру как-то не верится. Перемены сделанные не ручаются за
пользу будущих: ожидают их более со страхом, нежели с надеждой,
ибо к древним государственным зданиям прикасаться опасно. Россия
же существует около 1000 лет и не в образе дикой Орды, но в виде
государства великого, а нам все твердят о новых образованиях, о
новых уставах, как будто бы мы недавно вышли из темных лесов
американских! Требуем более мудрости хранительной, нежели
творческой. Если история справедливо осуждает Петра I за излишнюю
страсть его к подражанию иноземным державам, то оно в наше время
не будет ли еще страшнее? Где, в какой земле европейской
блаженствует народ, цветет правосудие, сияет благоустройство,
сердца довольны, умы спокойны?.. Во Франции?.. Правда, там есть
Conseil d'État, Secretraire d'État, Senat conservateur, Ministres
de l'Interieur, de la Justice, des Finances, de l'Instruction
publique, de la Police, des Cultes>5,— правда, что Екатерина II не
имела ни сих правительств, ни сих чиновников. Но где видим
гражданское общество, согласное с истинною целию оного, — в
России ли при Екатерине II, или во Франции при Наполеоне? Где
более произвола и прихотей самовластия? Где более законного,
единообразного течения в делах правительства? Мы читаем в
прекрасной душе Александра сильное желание утвердить в России
действие закона... Оставив прежние формы, но двигая, так сказать,
оные постоянным духом ревности к общему добру, он скорее мог бы
достигнуть сей цели и затруднил бы для наследников отступление от 64
законного порядка. Гораздо легче отменить новое, нежели старое;
гораздо легче придать важности Сенату, нежели дать важность
нынешнему Совету в глазах будущего преемника Александрова;
новости ведут к новостям и благоприятствуют необузданностям
произвола.
Скажем ли, повторим ли, что одна из главных причин
неудовольствия россиян на нынешнее правительство есть излишняя
любовь его к государственным преобразованиям, которые потрясают
основу империи, и коих благотворность остается доселе
сомнительной.
Теперь пройдем в мыслях некоторые временные и частные
постановления Александрова царствования; посмотрим, какие меры
брались в обстоятельствах важных и что было их следствием.
Наполеон, одним махом разрушив дотоле знаменитую державу
прусскую, стремился к нашим границам. Никто из добрых россиян не
был покоен: все чувствовали необходимость усилий чрезвычайных и
ждали, что сделает правительство. Выходит Манифест о милиции...
Верю, что советники государевы имели доброе намерение, но худо
знали состояние России. Вооружить 600 000 человек, не имея оружия
в запасе! Прокормить их без средства везти хлеб за ними, или
изготовить его в тех местах, куда им идти (не?) надлежало! Где
взять столько дворян для предводительства? Во многих губерниях
недоставало и половины чиновников. Изумили дворян, испугали
земледельцев; подвозы, работы остановились; с горя началось
пьянство между крестьянами; ожидали и дальнейших неистовств. Бог
защитил нас. Нет сомнения, что благородные сыны Отечества готовы
были тогда на великодушные жертвы, но скоро общее усердие
простыло; увидели, что правительство хотело невозможного; 65
доверенность к нему ослабела, и люди, в первый раз читавшие
Манифест со слезами, чрез несколько дней начали смеяться над
