— Что за вода… Ерунда какая-то, а не вода…
— Очищенная вода!
— Вот именно, что очищенная…
— Говори уже, потом будешь носом крутить.
— Генетические мутации и прочее… Я становлюсь монстром, — почти весело выдал он.
— О, боже мой… — пробормотала Вика и уселась в кресло. — А ребёнок? — догадка молнией ворвалась ей в голову, она испуганно прикрыла ладонью рот, в глазах заблестели слезы.
Котиль сидел неподвижно, глядя в одну точку, и не знал, что сказать. Выложить ей всю правду, зачем же обманывать, вывалить вот так сразу, добить её окончательно!
Но она всё поняла и сама. Мысли, ускоренные стрессом, со скоростью электрических разрядов метались у неё в голове, и в доли секунды она увидела всё, всё: устрашающе серый, или ещё какого-нибудь неестественного цвета ребенок, выходящий из её чрева, испуганные возгласы медсестёр, обморок у кого-то. А она сама? Надолго ли сохранится её молодой цветущий вид, если это у неё в крови, в мозгу, везде!
— Господи… У тебя даже кровь серая…
Она заплакала, горько, тихо, почти бесшумно. Котиль делал неуклюжие попытки её успокоить, утешить, понимая, что утешения нет. Говорил, что ещё точно ничего неизвестно, всё пройдет, и с ребёнком все будет нормально. А он — что он, и у него пройдёт; а если нет — она ещё молодая…
— Какая я молодая! — закричала она сквозь слёзы. — Вся жизнь — коту под хвост! Говорила я тебе, сколько раз говорила! Не лезь, не лезь, не связывайся с этими…. Нет, упрямый, как осел! Правдоискатель нашелся! Теперь-то хоть понимаешь, что лбом стену не прошибёшь?! Понимаешь или нет? Не трогай меня, уйди, знать тебя не хочу!
Позвонили в дверь, но никто открывать не спешил. Котиль подумал, что это соседи, снова пришли бросать упрёки, защищая свой образ жизни, свое медленное загнивание в этом болоте, жирок, накопленный годами, и мысленно, закипая злобой, посылал их куда подальше. Но звонки не прекращались, а после в дверь стали стучать, сильно и уверенно, и он, убедившись, что непрошенные гости там просто не отвяжутся, побрел в коридор.
На пороге он увидел работников полиции, в форме, с санкцией на его арест. Он не удивился, не испугался, только с вызовом, угрюмо спросил: «За что?» «За избиение человека». Он не сразу понял, что они имеют в виду, а потом вспомнил нефтяника, который сидел на асфальте возле своего «Ниссана» с помятой задней дверцей, и утирал с лица кровь.
— Обувайтесь, — скомандовал старший. — Да не надо, — остановил он подчинённого, собиравшегося надеть на Котиля наручники, — не туда ж везем.
— А куда? — осведомился Котиль, завязывая шнурки кроссовок.
— Там увидите.
Дороги в городе не отличались качеством, в зарешечённом фургоне сильно трясло, но Котиль не обращал на это внимания. Он снова спросил, куда его везут, хотя ему было безразлично. Что-то тревожное чувствовал он сердцем, какие-то несуразные, неопределённые видения вставали перед глазами. Странное чутье появилось у него, настороженность, чего раньше не было, словно у зверя, вынужденного выживать в суровых условиях. Ему вспомнились слова профессора о том, что мышцы его станут сильнее, чувства тоже обострятся, когда он будет вдыхать какой-нибудь дым, какую-нибудь гадость, что почти заменит теперь для него воздух.
— Куда вы меня везёте? — переспросил он громче, перекрикивая гудение двигателя.
— Не в обезьянник, не переживай. Хотя могли бы. А так — в научно-исследовательский, — старший с ироничной важностью поднял палец. — Скучно тебе там не будет, и жену тоже привезут.
— Что?! — рявкнул Котиль.
— А ты думал как? — рассуждал старший. — С такими рожами будете всем семейством по городу бегать?
Котиль привстал с отполированной задницами сотен задержанных лавочки, но тотчас снова сел. Его везут на исследования, будут держать взаперти, как лабораторную крысу, и Вику тоже! Над ними будут ставить опыты, и над его женой, над его будущим ребенком. Наверняка к этому подключатся военные — они не упустят случая выдавить из этого что-то для себя, что даст им шанс получить машину истребления, какого-нибудь сверхчеловека с одурманенными мозгами и железными мышцами. И плевать они хотели на кого бы то ни было!
