Нгиа спустился в Наданг, и берега реки Намма показались ему почему-то не такими, как прежде. Рисовые поля, казавшиеся с высоты не больше ладони, пестрели вдоль кромки леса.
Бушевавший здесь паводок подмыл глинобитные стены деревенских кухонь. Проросшая плеть тыквы успела уже вытянуться вверх по камням. Следы нелегкого времени, когда человек единоборствовал здесь с наводнением и грозами, видны были и на прохудившихся крышах, залатанных на скорую руку пожелтевшими листьями бананов.
С ближнего поля, где стояла давно созревшая кукуруза, слышался шелест — казалось, будто шуршат на ветру подсохшие листья. Но, увы, то были мыши, они взбирались по стеблям и обгрызали початки. Сторожевой шалаш, поставленный здесь еще с прошлой жатвы, покосился и рухнул. Никто даже не стал подправлять его — шалаш был пуст.
Нет, прибрежные деревушки явно выглядели не так, как всегда. Они и прежде были печальными и безотрадными, но здесь обычно ощущалось присутствие людей. Теперь же не слышно ни стука пестов, дробивших в ступах рис, ни кудахтанья кур, не видно пугливых коз, что, едва завидя людей, убегали прочь, потешно взбрыкивая задними ногами.
А вот и дом старосты. Нгиа стремительно взбежал по ступенькам и сразу же увидел Панга. Тот стоял у стены. Нгиа вдруг почувствовал, что дом словно оцепенел от страха. Услышав шаги у двери, дети тотчас нырнули за вязанку хвороста и забились в угол между кучей тряпья и бамбуковым бочонком с семенами. Малыш, не понимавший еще, что такое опасность, выглядывал из своего укрытия. Мальчик постарше лежал, скорчась, уткнув лицо в ладони. В промежутке между вязанкою и стеной сидела мать, загородив детей, как клуша своих цыплят. Отец стоял впереди, бледный, решительный, словно ожидая врага, который с минуты на минуту должен нагрянуть в дом. Семья приготовилась защищаться до конца!
Панг смотрел на Нгиа, явно не узнавая его.
…Покуда есть силы, надо держаться! Надо драться до последнего! Он, Панг, в своем доме, здесь жена его и дети… Что за тварь, что за нечистая сила вздумала выгнать их и заставить идти за королем и королевскою сворой?! Он не сделает отсюда ни шагу! Будет стоять насмерть… Пусть попробуют сунуться!..
— Товарищ Панг! — громко окликнул его Нгиа.
Панг не шевельнулся — в правой руке он зажал нож, левой опирался на груду хвороста, за которой прятались дети.
Нгиа снова окликнул его. Лицо старосты постепенно смягчилось, рука, лежавшая на сушняке, медленно сползла вниз.
— Это я, Нгиа!.. Что случилось, товарищ Панг?
— Нгиа… вы?..
Панг шагнул было к двери, но плетеная циновка заскрипела у него под ногами, и он, выставив вперед руку, замер, готовый к отпору. Нгиа стащил с плеча винтовку, прислонил ее к столбу и, подбежав к Пангу, чуть не силой усадил его на пол у очага.
Огонь давно угас. Нгиа чиркнул спичкой и зажег хворост. Хозяйка не тронулась с места. Но дети выползли из своего убежища. Разглядев гостя, они поняли, что бояться нечего, и подобрались поближе.
Теплый дух очага поплыл по дому, словно смягчая смятение и тревогу.
— Так это вы, Нгиа…
— Что здесь у вас происходит?
— Плохо дело, товарищ Нгиа.
— Что такое?
— У нас тут бандиты орудуют… реакционеры… Весь народ попрятался в лесу. Один я остался. Вот и попал к ним в руки. Уходите. Уходите поскорее, товарищ Нгиа, вам нельзя здесь оставаться!
— Какие еще реакционеры? Не может быть…
— Здесь они, рыщут по дворам, уводят свиней. Слышите?.. За дверью незаметно сгущался мрак. Оттуда, из темноты, слышался какой-то зловещий шум. Он приблизился, проник в дом, пополз вдоль стен…
— Кто идет? — крикнул Нгиа.
Он схватил винтовку и наклонился раздуть поярче огонь. Шум послышался снова. Кто-то вырвал винтовку у него из рук, и она со стуком упала. Пошатнувшись, он плашмя бросился на пол и потянулся за винтовкой, но пальцы хватали лишь скользкие прутья плетенки.
В дом ворвались какие-то люди. Нгиа вскочил. Но руки его тут же схлестнула веревка. В дверях мелькнули новые тени. Пришельцы обступили его плотным кольцом.
Крики и брань вырвались за дверь. Там, внизу, столпились те, кому в доме уже не хватило места.
