Я весь похолодел, даже зубы заломило.
— Скажешь тоже, — отмахнулся Ньон, — к чему эта роскошь! Самое лучшее — сыграть на него в футбол. Представляешь: «Команде-победительнице будет вручен приз — знаменитый кузнечик Мен…» Вот это да!
И они побежали по деревне — созывать друзей на футбольный матч. Вместо Золотого кубка наградой победителю назначался я — кузнечик Мен… Впрочем, добавлю я, почему бы лучших из нас не ценить на вес золота? Но дело, конечно, не в ценности той или иной личности: увы, я снова становился игрушкой, чем-то вроде товара, переходящего из рук в руки.
Не прошло и четверти часа, как мальчишки вернулись, ведя за собой десятка полтора приятелей. И они, захватив меня вместе со спальней, отправились на лужайку. Покуда они делились там на две команды, кто-то из мальчишек сбегал в Сад и притащил упавший с дерева Грейпфрут (он заменил им мяч).
Я был торжественно водружен на крышку новехонького спичечного коробка, который в свою очередь возвышался на расколотом пополам оранжевом кирпиче. Ньон, став рядом со мной, приосанился и торжественно открыл состязание.
— Команде, которая первой забьет три гола, — сказал он. — будет вручен приз — знаменитый кузнечик Мен!
Так как свистка у них не было (да и быть не могло, потому что не было судьи), Ньон крикнул:
— Алле!..
Игра началась!
Я стоял на своей трибуне, делая вид, будто весь поглощен и восхищен игрой. Футболисты, не чуя никакого подвоха, старались всячески заслужить одобрение своего Единственного зрителя. Но сам в это время думал совсем о другом: «Вот он — шанс для Побега!..»
Игроки, гонявшие Грейпфрут по лужайке, пришли в необычайный азарт. Правда, техника их явно оставляла желать лучшего, темп был замедленный, да и атлетическая подготовка хромала. Ну что это, скажите на милость, за форвард: в который уж раз замахивается для удара и бьет мимо мя… простите, Грейпфрута да при этом еще валится как куль наземь. А защитники… защитники! Ни тебе отбора мяча, ни подката. Стоит игроку пробиться к воротам, они хватают его за рубашку или за штаны. Вон, нападение уже все в лохмотьях. Но от этого накал страстей лишь возрастает. Шум стоит и крик — как на настоящем стадионе.
Впрочем, я сразу понял, что судьба привела меня сюда вовсе не ради футбола. И пока мальчишки бегали как одержимые по лужайке, я без лишнего шума покинул трибуну, направился в Сад и там, скрывшись в высокой траве, кинулся прочь со всех ног. Остановился я, лишь достигнув зарослей диких Ананасов — далеко от лужайки-стадиона.
Поэтому я не могу вам сказать, с каким счетом кончился матч и как отнеслись футболисты к исчезновению приза. Но сам я, едва вырвался на волю, почувствовал, как все мои слабости и недомогания улетучились прочь.
Новообретенная Свобода. — Путь домой.— Мимоходом караю несправедливость и совершаю Доброе Дело. — Моя дорогая Матушка.
Остановившись перевести дух в Ананасных зарослях, я прислушался к еле слышным крикам мальчишек и понял: опасаться мне больше нечего. Я расправил крылья, распрямил плечи и вздохнул полной грудью. Потом заморил червячка — поел свежей травки. Ведь я последние дни, не желая выходить на Арену, притворялся вконец обессилевшим и хворым и отвергал пищу. А недоедание — даже ради Возвышенной Цели — плохо отражается на здоровье. Перекусив, я улегся на землю, скрестил руки и ноги и уснул сладким сном.
Когда я проснулся, далеко вокруг царила дремотная полуденная тишина. Мальчишки, наверно, вернулись уже в деревню.
Я стал размышлять, как быть дальше. Я оказался во власти противоречий: меня манили Дальние Странствия и в то же время хотелось побывать дома.
Сказать по правде, у меня созрела Прекрасная Идея: я решил увидеть Свет — многоликий и необъятный. Ведь Наш Луг, Пруд, Межа и Поле за нею — это отнюдь не весь мир! Кто знает, быть может, именно неволя, тесные стены темницы пробудили во мне мечту о бескрайних и светлых просторах? Пусть я томился и изнывал в плену у мальчишек, укравших мою свободу, но зеленые горы и долы, текучие и спокойные воды взывали ко мне, жаждали встречи со мною, а самому мне хотелось обойти всю землю, принадлежащую тысячам и тысячам живущих на ней существ. Нет, не достоин назваться юношей или мужем тот, кто не стремится — на крыльях ли или пешком — странствовать и познавать мир! Жизнь его тускла и безрадостна!..