МЕСЯЦ, КОТОРЫЙ НЕ УМЕЛ РАЗГОВАРИВАТЬ
— Присядь, милая.
— Говори, я слушаю тебя. Некогда мне рассиживаться.
Мужчина криво усмехнулся.
— Опять начала свои штучки? Ничего, выйдешь замуж — станешь как шелковая.
Девушка помолчала. Потом вдруг заговорила:
— Хватит меня изводить. — Голос ее звучал еле слышно. — Сколько раз просить тебя об этом?
Мужчина опять засмеялся. Хриплый, скрипучий смех словно раздирал ему горло.
— О чем ты просила меня? Ах я, бессовестный, все как есть позабыл.
— Полно тебе, не притворяйся.
— Да я и не думаю притворяться! Может, присядешь все-таки?
Девушка, покорившись, уселась на каменную кладку колодца. Месяц стоял прямо над головой, чуть наклонясь над спящими полями. К ночи очертания его обозначились резче — из полного лунного диска была выщерблена маленькая долька.
Девушка села, и мужчина придвинулся к ней поближе. Поглядев ей в лицо, он хотел было что-то сказать, но смолчал и вместо этого, понурясь, уставился в колодец. Там стоял непроглядный мрак. Он поднял голову. На лице его застыло надменное выражение, какое бывает обычно — без всякого повода — у подвыпившего человека. Он хмыкнул, и девушка ощутила холодок на своем затылке. Она обернулась: в небе висел месяц и, казалось, внимательно к ним приглядывался. А впереди на земле лежали две тени, почти сливаясь воедино. И вздохи в ночной тиши звучали гулко, как новогодние хлопушки.
Мужчина тяжело вздохнул.
Девушка прикрыла лицо рукой.
— Ужас! Сивухой от тебя разит…
— Ну уж, прямо и разит! Опрокинул стопку.
— А может, полторы? Представляю, как обрадуются жена с детками.
Сердце у него болезненно сжалось. Горечь комом подкатила к горлу. Его вдруг одолела икота. Само собой, от пьяницы мало радости и жене, и детям. Да только нет у него никакой семьи. Который уж год любит он ее, ее одну, и мечтает на ней жениться.
Но вот по деревне прошел слух, будто она собирается замуж, и с женихом вроде бы уже все сговорено. Он спрашивал ее об этом при каждой встрече, но она отпиралась, все отрицала. И он тщетно ломал голову, как бы ему узнать наверняка, что у нее на уме.
Вот она сидит рядом. Лицо ее залито лунным светом. Глаза ярко блестят. Глаза эти сводят его с ума. Пожалуй, больше всего ему нравились ее глаза. Как часто тихими ночами, терзаясь бессонницей на своей одинокой лежанке, он видел их перед собой. Глубокие, черные, сверкающие — словно меж долгими ресницами живая вода блестит. Он жаждал выпить эти глаза. Но ни разу еще не прикоснулся к ним губами. Он мечтал, когда женится на ней, испить до дна таинственную влагу ее глаз. О небо! Когда же, когда?!
Он взял ее за руку.
— Милая, — голос его был печален, — это правда, что ты скоро выйдешь замуж?
Глупо держать любимую за руку и задавать такие вопросы. Конечно, она вырвала руку.
— Нет-нет… — Он решил настоять на своем. — Скажи мне правду. Я ведь и так все знаю. Если решила выйти замуж, за чем же дело стало? Не пойму только, для чего нужно устраивать из этого тайну? Каждый живет сам по себе, а захочет — может соединить с другим свою судьбу. Кто ему запретит?
Она ничего не ответила, лишь искоса глянула на него. Губы его дрогнули, он собрался было что-то сказать, но почему-то промолчал. Увидав уголок ее глаза, блеснувшего в лунном свете, он смутился и закусил губу. Девушка засмеялась. И он улыбнулся невольно.
— Сколько же лет, — голос его звучал глуховато и мягко, — сколько же лет мы любим друг друга?
— Не помню.
— А я помню: с позапрошлого года. На новогодней ярмарке…
Она встала.
— О чем же ты хотел поговорить со мной?
— Я… Да ты садись.
— Уже поздно.
— Нет. Погляди, как высоко стоит месяц.
— Кажется, бьют в барабан. Кончилось представление? Да, так и есть.
— Ошибаешься, милая.
Где-то вдали мерно гудел барабан.
Месяц не спеша опускался над полем, а с земли навстречу ему плыли запахи трав и весенних всходов.
Девушка вздохнула. Она снова уселась на край колодца и, прикрыв рот ладонью, шепнула:
— Послушай…
— Да?