— Если мы не поженимся, значит, такова воля неба.
— Не поженимся — умрем вместе! При чем здесь небо?
— Чепуха!
— Нет, правда.
— Ну, зачем попрекать друг друга.
— Стало быть, ты выходишь замуж?
Она вдруг заплакала.
Сердце его тревожно сжалось. Но взволновали его даже не слезы ее, в сущности означавшие признание собственной вины, ему почудилось, будто он завтра должен уехать отсюда куда-то далеко-далеко и там, на чужбине, ждет его тяжкая, безысходная доля. А женщина, сидящая рядом, — это его жена, и она плачет перед разлукой, провожая его в путь.
Он провел пальцами по ее векам. И на кончиках его пальцев повисли слезинки. Он поднес их к губам. Его мучила жажда. В горле пересохло.
Она плакала тихонько, как плачут притворщицы, и слезы ее вскоре кончились, словно дождик из маленькой одинокой тучки. Она вытерла глаза полой своего длинного платья. Шелковистая ткань, зашуршав, упала:
Она встала.
— Мне пора.
— Нет, подожди.
За живой бамбуковой изгородью снова послышалась барабанная дробь.
Он вздрогнул.
— Кончилось представление? — всполошилась она.
— Да нет же. Закончилась первая пьеса и начинается вторая.
— Мне все равно надо идти.
— А в прошлом году ты сидела со мной, пока не скроется месяц.
— Но теперь не прошлый год.
— Такова небось воля неба?
Голос его был полон горечи. Он засмеялся — сухо и хрипло.
Она отвернулась.
— Я ухожу.
И пошла прочь, бросив обоих — месяц, висевший в небе, и убитого горем мужчину.
Он бросился за ней, схватил ее за платье.
— Неужели ты уйдешь?
— Да.
Он закусил губу, потом сказал:
— Если уйдешь, знай, я умру здесь.
Она зашагала дальше.
Он, пошатываясь, двинулся за нею.
Месяц глядел им вслед и словно подталкивал вперед шагавшие рядом тени.
Он схватил ее за руку. Белая рука ее была гладкой и крепкой, как стебель сахарного тростника; казалось, сожми ее зубами, и рот наполнится сладким соком. Сердце его колотилось так сильно, что чудилось, будто стук его слышен в ночной тишине. Будь он не так взволнован, он бы, наверно, дернул ее за руку и, подставив ногу, повалил на траву.
Но он, нахмурясь, крикнул ей прямо в лицо:
— Мне все известно! Я и спрашивал-то просто так — для виду. Знаю, через месяц, двенадцатого числа, твоя свадьба! Подлая тварь!
Глаза его загорелись злобой.
Она вскрикнула, оттолкнула его и побежала в деревню.
Он был силен и крепок. Но хмель кружил ему голову, и он, зашатавшись, рухнул лицом в траву. Руки его тянулись ей вслед.
Но когда он приподнялся и сел, ее уже не было видно.
А месяц опустился к самой меже, и колоски риса впивались в его округлые бока.
Он не пошел за нею в деревню. Не поднимаясь, он подполз обратно к колодцу, ухватился руками за край и прижался лицом к плоскому, ноздреватому камню. Так пролежал он довольно долго. Хмель совсем затуманил ему голову. Мысли его смешались в какой-то невообразимый сумбур. Временами он злобно хихикал, потом лизал шершавый камень и тер его ладонью, как бы стирая с него чью-то тень.
В голове мутилось. Одно лишь он помнил совершенно отчетливо: ему хочется пить. Пересохшее горло его горело, вязкая слюна наполнила рот.
Он опустил руку в колодец и пошевелил ладонью. Из глубины доносился плеск — это лягушки гонялись в воде друг за дружкой. Вода звенела и булькала.
«Ага! Там внизу — вода!..»
Он сунул голову в колодец. Дыханье его шелестящим эхом отразилось от круглой каменной кладки. Он пробормотал что-то, прислушался к хриплым звукам своего голоса и засмеялся.
Он все-таки дотянулся пальцами до воды, попытался зачерпнуть ее горстью, но перевесился слишком низко и рухнул в темную гудящую глубину. Согнутая нога его, зацепившись за край колодца, вырвала из кладки большую каменную глыбу. С громким всплеском и человек и камень исчезли в глубине.
Вода заволновалась, потом утихла.
Залитые светом месяца, убегали вдаль широкие поля.
* * *
Через месяц, двенадцатого числа, справили ее свадьбу и она перебралась в дом мужа.
А он нашел свою смерть в колодце той ночью, когда у ворот общинного дома шло представление тео.
Два происшествия эти никто не связывал между собой.
Но люди сожалели о нем, потому что у него было доброе сердце; он слыл человеком неразговорчивым, но усердным и работящим, и все его уважали.
